Борис Ерёмин - Воздушные бойцы

Кадомцев грамотно взлетел, выполнил полет по кругу, во при посадке подломал самолет.

Помню, как после посадки он мне докладывал:

— Товарищ командир! Произвел самостоятельный полет… [254]

— Уже наслышан и вижу… — хмуро оборвал я.

Дело грозило неприятными последствиями, в первую очередь самому Анатолию Кадомцеву.

— Мы отремонтируем… — глядя мне в глаза, виновато произнес Кадомцев.

В сорок втором году за подобный проступок Кадомцев попал бы в штрафбат. Время было суровое. Помню, один из участников боя «7 против 25» лейтенант Михаил Седов, уже известный боевой летчик, возвращаясь с боевого задания, забыл выпустить шасси. После тяжелого воздушного боя, кажется над Каховкой, он находился в сильном возбужденна. Такое бывало и с опытными летчиками. Седов посадил истребитель на фюзеляж и сделал это с таким мастерством, что, кроме нескольких царапин, на машине не было никаких других следов. Самолет был почти в полной исправности — хотя, как правило, в таких случаях двигатель заменялся. Командиру полка Николаю Баранову стоило тогда немалых трудов как-то смягчить наказание Седову. Трудные были времена…

Конечно, весна сорок четвертого существенно отличалась от лета сорок второго, тем не менее Кадомцев должен был отвечать за поломку боевого самолета. И хотя самолет был действительно отремонтирован, нам пришлось немало похлопотать за нашего бывшего инженера эскадрильи. Кадомцев отделался сравнительно легко: он был понижен в должности и направлен стрелком на бомбардировщик «Бостон». Некоторое время он летал на задания в качестве стрелка, а по истечении срока наказания был возвращен в аппарат главного инженера воздушной армии. Все же своего он добился и в конце войны был направлен в учебно-тренировочный полк, где успешно завершил летное обучение и стал истребителем.

Он был человеком недюжинных способностей и незаурядной судьбы. Став летчиком-истребителем, Анатолий Кадомцев продолжал совершенствоваться и быстро рос по командной линии. Сначала он стал командиром полка, потом, после окончания Военно-воздушной командной академии, продолжил службу в морской авиации в должности командир.

Помню, спустя десять лет после давнего инцидента в Крыму, в 1954 году, у меня с ним произошла случайная встреча. В саду ЦДСА, в очереди у киоска с газированной водой, я увидел полковника в форме морского летчика и в этом полковнике узнал Кадомцева. Меня он не видел. Я тихо подошел сзади, взял его за локоть, наклонился и негромко произнес: «Товарищ командир! Произвел самостоятельный [255] полет…» Кадомцев замер. Секунду он стоял, будто онемев, потом резко обернулся…

Это была радостная встреча.

Позже Кадомцев стал заместителем командующего авиацией Тихоокеанского флота. Ему было присвоено звание генерал-майора авиации. Затем он продолжал службу в должности заместителя, а позднее — командующего авиацией ПВО страны. В ту пору мне нередко приходилось видеться с ним по служебным делам. Это не мешало нашей дружбе, начавшейся еще под Сталинградом. А. Л. Кадомцеву одному из первых в стране было присвоено звание заслуженного военного летчика. У этого человека была прямо-таки легендарная судьба…

Короткая передышка в боях близилась к концу. Из состава дивизии был выведен 9 гвардейский истребительный полк. Этому полку предстояло воевать в составе 1-й воздушной армии на восточнопрусском направлении, а нашему командующему генералу Т. Т. Хрюкину предстояло принять командование 1-й воздушной армией. Мы тепло попрощались с верными боевыми товарищами.

25 мая прибыли свежие газеты. Всех нас поразила передовая статья в «Правде». В статье вспоминался благородный поступок Ф. П. Головатого, который в трудные для Родины времена приобрел на свои средства самолет-истребитель и, как писалось в передовой, «передал его летчику Сталинградского фронта гвардии майору Еремину». Далее говорилось о том, что этот патриотический поступок нашел широчайший отклик среди трудящихся страны и само это всенародное движение войдет в историю Великой Отечественной войны. Но вслед за описанием этих уже известных читателю событий следовало: «На днях Ферапонт Головатый вновь обратился с письмом к Верховному Главнокомандующему с просьбой купить на заработанные всей семьей трудодни истребитель самой последней конструкции для Красной Армии…Он просил самолет вручить майору Еремину…»

Откровенно говоря, ничего подобного я, конечно, не ожидал. Ко мне стали приходить друзья, сослуживцы. Поздравляли, перечитывали газету, удивлялись новому поступку Ферапонта Петровича, расспрашивали меня. А я и сам был удивлен: каким образом удалось Головатому «осилить» второй самолет — этого я не знал. И конечно, подозревать не мог, что он снова окажет мне честь — вручит машину. [256]