Борис Ерёмин - Воздушные бойцы

Из воронки нельзя было высунуть головы. Наши бойцы, однако, видели, как приземлялся подбитый истребитель. Впоследствии Янгаев немного привык к грохоту боя и даже стал как-то ориентироваться по гулу канонады, но в тот момент, когда к воронке подползла санитарка, он был ошеломлен. Девушка привычно и быстро перебинтовала Янгаеву лицо. Вслед за ней в воронку пробрались два бойца, которые помогли летчику добраться до траншей. Там Янгаев вскоре попал в саманный домик, и хотя грохот разрывов был здесь ничуть не меньше, чем в балке, по реакции людей он понял, что здесь — относительно безопасно. То был КП стрелкового батальона. На КП распоряжался майор, который все время орал в телефонную трубку, стараясь перекричать грохот стрельбы. Майор приказывал кому-то взять высоту, и по его командам Янгаеву открывалась вся картина боя в момент наивысшего напряжения. Он понял, что наступление на высоту застопорилось, батальон несет большие потери и где-то там, в нескольких сотнях метров впереди, может быть, совсем рядом от того места, где посадил он свой подбитый истребитель, складывается та драматическая ситуация, когда промедление подобно поражению. И майор во что бы то ни стало хочет усилить натиск и добиться перелома в ходе этого боя. Так все это представлялось Янгаеву, и он понимал, что здесь сейчас не до него и надо ждать. Все же майор, улучив момент, бросил: «Сиди, летчик, здесь. Отсюда — никуда… Потом накормят».

Потом, когда пик напряжения боя прошел, действительно накормили, а с началом темноты поместили в машину, которая пришла за ранеными, и повезли куда-то в тыл. Янгаева посадили в кабину, и он запомнил, что пол кабины был липкий от крови. Стрельба не стихла: очевидно, этот упорный бой вновь вспыхнул.

Ночь Янгаев провел с полковыми разведчиками, а с утра незнакомый артиллерийский капитан, которому требовалось по каким-то делам ехать в Асканию-Нова, взял Янгаева с собой — путь в Асканию-Нова лежал прямо через наш аэродром. Так, спустя сутки с лишним после вылета, Иван Янгаев вернулся в полк и, как он потом с удовольствием вспоминал, «поспел прямо к полковому ужину».

Я был рад, увидев Янгаева живым и невредимым (ранения, которые он получил при вынужденной посадке, оказались [233] небольшими). Эти бои для полка были нелегкими. Над Никопольским плацдармом мы потеряли опытных летчиков Самуйлика, А. Дудоладова…

А тот артиллерийский капитан, который завез Янгаева пришелся очень кстати: я попросил его задержаться на день в нашем полку, и он провел с летчиками занятия о видах и возможностях различной артиллерии. Время от времени мы устраивали такие занятия — это было для нас очень полезным.

В один из декабрьских дней сорок третьего года я вместе с заместителем С. X. Куделей внезапно был вызван к командиру дивизии генералу Б. А. Сидневу. О причине вызова мы даже догадываться не могли: Б. А. Сиднев объявил о моем назначении на должность заместителя командира дивизии. Полк я должен был передать С. X. Куделе.

Все это было для меня совершенно неожиданно. Тут же B. А. Сиднев дал мне указание отправляться на один из аэродромов для ознакомления с новым полком, который временно переходил в оперативное подчинение командиру дивизии. Это задание я должен был выполнять уже в новой своей должности.

Возвратившись в свой полк, я передал дела майору C. X. Куделе и объявил руководящему составу полка о своем уходе. Особой радости от этого неожиданного повышения по службе я не испытал — слишком уж внезапно все свершилось, а расставание с полком было очень нелегким. Когда вечером следующего дня, ознакомившись с новым полком, я прилетел после выполнения задания, Б. А. Сиднев пригласил меня к себе на ужин. За ужином, помню, был неспешный разговор. Я понял, что Б. А. Сиднев давно присматривался ко мне и, вероятно, знает обо мне больше, чем я могу представить. Со стороны ему, конечно, виднее. Тем не менее оставлять полк, с которым год провоевал, прошел от Сталинграда до Крыма, было тяжело. Год на войне — это очень много. Этот год был до предела насыщен событиями. Успехами, неудачами. В полку мне постоянно помогали мои заместители С. X. Куделя, В. Я. Мясков, С. И. Евтихов и командиры эскадрилий. Я сохранил в душе чувство благодарности к ним, моим помощникам и друзьям, к неутомимому начальнику штаба майору А. И. Юркову, батальонному комиссару Д. Г. Кабанову и секретарю партийного бюро полка В. А. Козлову. С большой душевной расположенностью я относился к врачу полка, обаятельному человеку, любимцу всех летчиков и техников Федору Григорьевичу [234] Наумову. Весь личный состав без исключения не чаял души в нашем докторе.