По приезде в Москву я взял в университетской библиотеке на Моховой справочники и узнал, что видели мы сохранившийся собор Оршина монастыря и что построен он был в 1567 году. С тех пор не раз намеревался съездить в эти места, но так и не собрался.
И вот теперь жарким летним утром идём мы туда по широкой, когда-то хорошо накатанной дороге. Теперь по ней мало уже кто ездит и ходит. Под ногами горячий песок, по сторонам старые сосны, гудящие от жары и шума ветра в вершинах. Густой, устоявшийся смолистый запах... Сбросить бы сейчас рюкзак, разуться, лечь на сухую тёплую землю и смотреть в далекую бездонную синеву, плыть и плыть вместе с землей, серебристыми травами, с этими вольно шумящими наверху соснами. Разбить бы здесь на несколько дней палатку, надышаться, насмотреться, погрузиться всем существом в эту счастливую, как детство, летнюю солнечную лесную жизнь. Кто мешает? Но мы здесь не на отдыхе. И у нас свой долг: идти, искать, спасать гибнущее».
… А на экране засияла золотистыми охрами ещё одна икона безымянного тверского мастера: Савватий Оршенский, пустынножитель. Вот уж, действительно, образ, о котором совершенно впопад сказано – «спасать гибнущее». Правда, на этот раз не сами рублёвцы спасали, потому что пришли, к великому своему огорчению, уже на место недавней лукавой покражи. А помогли спасти… таможенники. Во время пограничного досмотра обнаружили в чемодане заезжего бизнесмена небольшую икону в тяжёлом серебряном окладе. И позвонили в Рублёвский музей – как раз тем, кто уже отчаялся разыскать ценнейшую икону, пропавшую из крестьянского дома в окрестностях Оршина монастыря.
***
На лекциях о Ростово-Суздальской иконописной школе Валерий расскажет ещё об одном телефонном звонке в музей, прямо-таки чудесном своими последствиями. И получилось так, что эти лекции Сергеева для меня нежданным образом продлились уже не в помещении «гаража», а в полевых условиях его очередной экспедиции. Она пришлась не на дни летней поисковой страды, а на самую глубокую зиму. Услышав от Валеры приглашение участвовать в поездке, я, не мешкая, отправился в редакцию журнала «Вокруг света», где с недавних пор меня привечали как автора путевых очерков, и выпросил командировку на целую неделю. Потому что побывать предстояло за раз, ни много – ни мало, во Владимире на Клязьме, в Суздале, в Юрьеве-Польском, в Ростове-Великом и в Переславле-Залесском. А напоследок ещё и в далёком от железных и шоссейных дорог селе с загадочным для меня названием Чернокулово.
Конечный смысл многоадресного маршрута уяснялся не вдруг. Упомянутый выше телефонный звонок в музей был от человека, который представился как художник-дизайнер. Юрий Михайлович Репин, так звали художника, приглашал Сергеева в свой подмосковный дом, обещая показать старую икону, происходящую из этого самого села Чернокулова. И не просто показать, но и без всякой корысти подарить музею, если рублёвцы найдут её достойной внимания.
Встреча вскоре состоялась, икона быстро перекочевала в музей, и первые же реставрационные пробы подтвердили уверенность Сергеева и его друзей: на столе лежит подлинный шедевр русской иконописи эпохи Дионисия – центральная работа из деисусной композиции, традиционно именуемая «Спас в силах». Ведь, по словами Репина, в пустующей деревянной церкви, сколько он помнит, висели на иконостасной преграде ещё несколько досок из того же деисусного чина. Значит, нужно срочно ехать в захолустное село! Вместе с Сергеевым в самую весеннюю распутицу отправились на север Юрьев-Польского района Вадим Кириченко и реставратор Кира Тихомирова. Ну, не чудо ли? В сиротском, прокисшем нелюдимостью пространстве чернокуловского храма Покрова Богородицы ждали своих изволителей от забвения ещё четыре иконы. Самый первый осмотр на месте подтвердил: тот же высокий ранг ростово-суздальского письма! Тот же мастер или, по крайней мере, мастера одной дружины!
Качество настоящего открытия иногда, к счастью, означается без проволочек. Едва попав после расчистки в зал Рублёвского музея, чернокуловские иконы были избраны для зарубежных выставок древнерусского искусства в Италии и Франции. Понятно, представлять их там рассчитывали не сами рублёвцы, а высокие министерские чины.
Валерий же Сергеев тем временем снова засобирался во владимирско-ярославские края? По сути, поиск, находка, музеефикация – иногда лишь полдела. Откуда всё же чернокуловские иконы родом? Ясно, писали их вовсе не в малом селе на берегу Нерли Клязьменской. Хотя бы потому, что этим образам уже под четыреста лет, а церкви, напоследок их приютившей, – двести, не более. Где же, в каком из окрестных городов работала дружина, для какого именно из более древних храмов? И какие сходства в манере письма, какие иного рода наводящие подсказки ожидают Сергеева в иконных экспозициях и архивах сразу нескольких историко-краеведческих музеев? Мало ведь объявить: перед нами – письмо Ростово-Суздальской школы. Настоящего открытия нет без настоящего обоснования.
Читать дальше