Николай Котляр - Именем закона

Дыбенко, просвечивая фонариком, долго осматривал кусты, освещал каждую ветку, свежую поросль травы, потом снова обратился к раненому:

— Вы уверены, что именно здесь?

— Да, теперь уверен.

Николай Григорьевич снова полез в кусты. Я понимал, что он искал. Но ни одной срубленной осколками веточки, ни одной царапинки на коре растений он не обнаружил. А осколок от мины один-одинёшенек не летает...

В четвёртом часу, когда колыхался уже молочный рассвет, мы вернулись в медсанбат. Дыбенко составил протокол осмотра места происшествия, вычертил схемы и, когда его подписали понятые и подозреваемый, сказал:

— Теперь можете идти отдыхать.

Красноармеец дождался, когда ушли понятые, спросил хмуро:

— Значит, вы думаете, что я себя сам?

— Подозреваем, — ответил Дыбенко.

— Нехорошо, — сказал он и ушёл, сгорбившись, усталой походкой.

— Ваше мнение? — спросил я у Николая Григорьевича.

— Рано делать выводы. Надо ещё проверить, не пропадали ли топоры у сапёров., а у разведчиков — тесаки.

— Значит, вы думаете, что он членовредитель?

— В этом почти уверен, но не уверен, сумеем ли мы изобличить его.

— А если ошибка?

— Извинимся, он парень толковый, поймёт нас...

— Почему вы задали ему вопрос о положении рук? Разве это можно запомнить в такой момент?

— Потому и задал, что такого действительно запомнить нельзя, а вот придумать — можно. Но для чего он придумал, следует разобраться.

— Может, пригласим судебно-медицинского эксперта?

Дыбенко, подумав, ответил:

— После проведения повторного осмотра места происшествия. Ночью мы могли многого не заметить. Ведь должны остаться какие-то следы, если он сделал это сам.

С момента ранения не прошло ещё и суток. Ночь в таком случае — не очень удачный союзник следователя. Нем все сподручнее, тем более что погода стояла солнечная, сухая, и если следы были, они сохранятся. Условились — следователь с понятыми, сославшись на недостаточность ночного осмотра места происшествия из-за темноты, произведут его повторно днём, а я проверю в подразделениях, не пропадали ли топоры, тесаки или малые сапёрные лопатки. Часов в восемь начальник штаба полка сообщил: «Старшины подразделений тщательно проверили наличие топоров, тесаков и лопат. Пропажи нет».

Утром прибыл в медсанбат А. М. Петровский. Поинтересовавшись, как идёт расследование, пригласил позавтракать. Я работал всю ночь и охотно принял его приглашение. В землянку, расположенную возле кухни, нам принесли котелок с чаем, две алюминиевые кружки и кашу. Уже заканчивая завтрак, мы услышали перебранку. Повар ругал молоденькую санитарку за то, что та «без спроса хватает его топорик и черт знает куда задевала», а она сердито доказывала, что не видела никакого топорика.

Я подозвал повара к себе:

— О каком топорике идёт речь?

— Пустяшное дело, — смутился кашевар, — мы сами, товарищ командир, разберёмся. Я ей надеру хвост, дивчина станет поаккуратней...

Вмешался Петровский:

— Отвечайте на вопросы прокурора дивизии.

— Господи, топор как топор, маленький, сподручный колоть лучину на распалку или что подтесать. Подобрал я его во время наступления в каком-то дворе.

— Острый?

— Очень, я все время подтачивал. Вчера кинулся лущить лучину — нет его.

— А когда вы последний раз видели его?

— Вчера утром. А перед обедом не обратил внимания: не нужен он был мне...

В моих записях значилось: «К. ходил за табаком между 11 и 12 часами».

Повар описал приметы топорика: топорище берёзовое, с двумя сучками и остатками коры.

— Где вы держали его — на виду или прятали?

— От кого мне прятать? Всегда держал на виду.

Мы ещё завтракали, когда вернулся Дыбенко и, не говоря ни слова, осторожно, поддерживая двумя пальцами, положил перед нами топорик — топорище берёзовое, у основания два сучка и остатки коры, на лезвии — следы запёкшейся крови.

— Нашли в кустах, — пояснил следователь, — метрах в двухстах от того места, которое осматривали ночью.

— Да-а-а, — протянул изумлённо полковой комиссар. — А я все ещё не верил...

— Мы уже знаем, кому он принадлежал, — сказал я и протянул Николаю Григорьевичу протокол допроса повара.

Дыбенко прочёл его и ещё раз посмотрел на топорик:

— Тот самый. Но для верности все же надо провести опознание. Только для этого надо иметь несколько таких топориков. А где их взять?

— Это ещё зачем? — удивился комиссар. — Позовём повара — он и подтвердит...

— Для обвинения этого недостаточно,—возразил я. — Подсудимый на суде может в таком случае заявить, что сомневается в точности показаний повара. Ведь топор всего один, других-то повару не показывали. А вот когда мы покажем повару в присутствии понятых полдесятка или десяток таких топориков и он разыщет, узнает именно свой, совсем другое дело. И у нас будет уверенность, что мы не ошиблись, и у суда твёрдое доказательство. Когда речь идёт о привлечении человека к уголовной ответственности, мы обязаны сделать так, чтобы никаких «но» не было, чтобы советский закон был соблюдён полностью.