Николай Котляр - Именем закона

До встречи с подозреваемым он почему-то представлялся мне серым, забитым, малоразвитым и неразговорчивым. Но, вслушиваясь в его ответы, я убеждался, что перед нами достаточно общительный и даже словоохотливый красноармеец.

Дыбенко поинтересовался его жизнью до войны, родными, как оказался на оккупированной территории, когда призван в армию, где начинал военную службу, когда прибыл в дивизию.

Беседа была тихой, спокойной, будто её вели знакомые, встретившиеся после долгого расставания. Незаметно Дыбенко перешёл к обстоятельствам ранения. Он все детальней и строже уточнял, как боец ушёл из подразделения, какой дорогой следовал, где его настиг обстрел и где укрывался он от огня противника.

По нашей просьбе командование полка предоставило примерную схему миномётного и артиллерийского обстрелов, произведённых немцами, с указанием времени и приблизительного размера обстрелянных площадей.

Я внимательно следил за тем, что показывал подозреваемый, и все больше и больше убеждался в расхождении его показаний с данными командования. На лице Дыбенко тоже можно было прочесть, что и он видит это несходство, но делает вид, что не замечает его, и продолжал задавать уточняющие вопросы:

— Вы и раньше ходили за куревом этим же путём

— Да, разов десять, и всегда одной тропой.

— Может, на этот раз сбились с пути?

— Нет.

— Когда вас ранило, вы возвращались той же дорогой?

— Да. Хоть было очень больно и я страшно перепугался, но я хорошо знал только эту дорогу и ею возвращался к себе.

— Почему вы не пошли сразу в санитарную роту или в медсанбат, который был по пути?

— Растерялся.

— Когда вас ранило, вы стояли, лежали, сидели?

— Я упал на землю.

— Вы помните положение вашей правой руки?

Вопрос следователя меня удивил. Неужели под огнём противника, когда кажется, что каждый снаряд направлен в тебя, и только в тебя, и ты, шлёпнувшись на землю, стараешься втиснуться в неё, слиться с нею, можно запомнить в каком положении была твоя рука или нога?

Если бы так спросили у меня, я не смог бы ответить. А ведь не раз приходилось бывать в такой ситуации... Осторожно решил вмешаться и отвести вопрос как неправоправный. Но допрашиваемый опередил меня и торопливо ответил:

— Помню... Левой рукой я закрыл голову, а правая была вот так откинута. — И он показал, в каком положении была рука.

Тут уже я вскочил со стула, готовый сказать, что он врёт... Но Дыбенко тревожно посмотрел на меня, вероятно поняв моё намерение, и, ничем не выражая своё отношение к ответу бойца, спокойно спросил его:

— Как чувствуете себя сейчас, голова не кружится?

— Сейчас стало легче, прошла слабость, правда, ломит руку. Думаю, скоро вернусь в часть и ещё повоюю!

— Как же вы будете воевать без пальцев, да ещё правой руки? — задал вопрос Николай Григорьевич.

Допрашиваемый, умолчав о том, что он левша, ответил:

— Могу же я служить в медсанбате или в запасном полку?

Дыбенко поднялся, сунул свои записи в планшет и, обращаясь к раненому, спросил:

— А что, если мы с вами пройдём по той же дороге и осмотрим место, где вас ранило?.. Вам не будет тяжело?

— Когда? — растерянно спросил тот.

— Сейчас, прямо сейчас...

Я всматривался в лицо красноармейца и думая, что от его решения пойти или не пойти будет зависеть многое. Он ведь не мог не понимать, к чему клонит следователь и что мы подозреваем его в тяжком преступлении. Почему же с его стороны только лёгкая растерянность и нет ни слова защиты или возмущения, ни одного вопроса, никакой тревоги? А может, потому и не возмущается, что уверен в своей невиновности и не допускает даже мысли, что кто-то может думать по-другому...

Какой всё-таки будет ответ?

— Не возражаю, — согласился боец, — в землянке душно, я с удовольствием пойду на воздух, только позвольте закурить.

Для осмотра места происшествия командование медсанбата выделило четырёх понятых — трёх красноармейцев и одного командира. Ночь была лунная, тёплая и тихая, без обстрела с вражеской стороны. На позициях то и дело вспыхивали ракеты — одни гасли мгновенно, другие висели в небе подолгу, будто фонари. Когда мы вышли к месту происшествия, Дыбенко попросил подозреваемого:

— Постарайтесь показать, как можно точней, то место, где вас ранило.

Тот остановился, стараясь, вероятно, припомнить, а затем сказал:

— Я был очень перепуган, фрицы лупили здорово, но кажется, что вот здесь, — и он показал на пространство между двумя кустами.