Константин Сорокин - Трудные дни сорок первого

В ту суровую пору очень часто можно было видеть среди бойцов нашего командарма генерал-лейтенанта Михаила Федоровича Лукина. Умел он запросто побеседовать с красноармейцами, поднять у них настроение. А иногда (я уже рассказывал, что он был отличным стрелком) возьмет у бойца винтовку и скажет:

— Давай-ка, браток, подкараулим ворога.

Случалось, подкарауливали. Тогда незамедлительно раздавался выстрел — и одним гитлеровцем на земле становилось меньше. А по окопам разговоры: сам генерал был у нас, фрица уложил! Тут уж и винтовка делалась подлинной реликвией. И росло стремление бойцов вести огонь так же метко, как и командарм.

Вскоре враг ощутил это на себе. В одном из боев под Смоленском среди документов убитого немецкого офицера 29-й моторизованной дивизии было обнаружено письмо, которое он не успел отправить домой. В нем имелось такое признание: «Русские очень стойко защищаются, а стреляют — словно все снайперы. Я уже так много перегнил, так многих потерял. Наши солдаты стреляют как попало, русские же — прямо в голову. Совсем нет настроения писать, так как не знаешь, что с тобой будет завтра, не возьмут ли на мушку. Если возьмут, не промахнутся…»

Трудная фронтовая обстановка все сильнее сплачивала наш командный и политический состав с рядовыми бойцами. Придешь, например, на командный пункт 152 й стрелковой дивизии, спросишь:

— Где бригадный комиссар Рязанов?

В ответ чаще всего услышишь:

— Вместе с комдивом на передовой.

Большую часть времени проводили в войсках пришедший в отдел политпропаганды армии батальонный комиссар И. И. Панченко, замполит 480-го стрелкового полка Н. В. Ляпунов, ставший к тому времени старшим батальонным комиссаром, да и другие политработники. Этого требовала боевая обстановка. Смоленское сражение полно примеров, свидетельствующих о том, что в самую тяжелую минуту на самых трудных участках политработники личным примером увлекали бойцов в атаку.

Скажем, тот же Иван Иванович Панченко. О его сметке и отваге в бою сослуживцы неизменно отзывались с восхищением. Впоследствии он стал комиссаром 1-й танковой дивизии, вошедшей в состав 16-й армии. Погиб Панченко, когда, заменив вышедшего из строя командира, повел в атаку танкистов, Смертью храбрых пали наши славные боевые друзья батальонный комиссар С. И. Поскребышев, старший политрук А. И. Батманов. Только за несколько дней ожесточенных схваток мы потеряли 108 политработников. Многие из них наверняка знали, что идут на почти верную смерть, — так складывались тогда обстоятельства, знали, однако, не колеблясь, принимали с фашистами неравный бой.

Следуя примеру командиров и политработников, коммунистов, красноармейцы проявляли невиданную стойкость, неслыханное бесстрашие. Не случайно гитлеровский генерал Гальдер сетовал на то, что русские сражаются с фанатическим упорством. Об этом же в подобранном нашими воинами письме писал своим родным и убитый под Смоленском обер-лейтенант родом из Потсдама: «Русские будут стоять там, где их поставили, пока не упадут…»

В беседах с бойцами, в дивизионных газетах и боевых листках мы настойчиво поднимали, как принято выражаться, на щит славы мужество и отвагу воинов. И в то же время предостерегали от неоправданного риска, от бездумной храбрости, снова и снова напоминали, что пуля любит не-расчетливых людей. Чтобы не быть голословными (анализ показал, что имелись у нас потери и неоправданные), называли имена тех, кто и сам погибал бессмысленно, и своему подразделению никакой пользы не приносил. Да, добрый пример всегда находят последователей, но, что греха таить, и дурной пример бывает заразителен. Иные командиры и политработники, по меткому выражению Лестева, без ума сунув голову черту в зубы, на то же подталкивали и своих подчиненных. Помню, одернул я одного такого храбреца, а он в ответ:

— Простите, товарищ бригадный комиссар, вы что же, требуете, чтобы я отсиживался в укромном местечке, уклонялся от боя? Могу же я распорядиться своей жизнью?

— Можете, во при этом знайте, что ваша жизнь принадлежит прежде всего партии, народу, нашей армии и вы не имеете права погибать безрассудно. Уж если умирать, то так, чтобы за вашу гибель враг заплатил втридорога.

Этот разговор я привел в беседе с политсоставом частей армии о героизме и безрассудстве, мужестве и трусости. Получился очень откровенный и, надеюсь, полезный разговор. Заключая его, член Военного совета дивизионный комиссар Лобачев сказал: