Алексей Шерстобитов - Эксперты

Оставалось проколоть тем же раствором кожу лица, более крупными иглами внутренние органы и, наполнив, немного переделанным в процентном соотношении, составом глазные яблоки, потом погрузить «готовое» тело в ванную с раствором формальдегида на полтора часика, после чего можно собираться домой, предварительно упаковав и поместив это произведение в специальный холодильник. «Оформлю завтра, нужно подумать… может, как невостребованное тело, переданное для практических занятий курсантам медакадемии… остальное потом… Осталось найти еще мужчину, и будет пара на загляденье… Главное успеть…»

Валера Симурин всматривался в движения танцующей перед ним девушки. В танце не было ни одного пустого места. Такого владения всем телом нельзя было предполагать в человеке, тем более, встретившемся у тебя на жизненном пути. Такой пластикой и грацией обладают только животные. Давно он не видел такого воплощения чего-то дикого и сексуального. Траектория движения плавного изгиба заканчивалась в неожиданном месте, но не застывала, а переходила в другое. Открываемое взгляду манило, но не показывалось полностью, что разжигало не столько любопытство, сколько желание. Так продолжалось уже минут десять и ни одного повтора!

Это тело! Оно будто выточено из пластичного упругого, но все же мрамора, выточено, но не статично, не чета застывшему изображению скульптур, пусть и схваченную гениальным скульптором смену перехода пластики одного па в другое.

Все в этом теле: руки, ноги, шея волосы, таз, туловище, все и в более мелком разделении, казалось, жило независимо друг от друга, но сливалось, изгибаясь в такт мелодии, соприкасалось, ласкалось, гладило, подталкивало, обнимало. Движение не происходило в каком-то одном месте, но развивалось во всей танцовщице, иногда сталкиваясь в одной точке, снова развиваясь из нее.

Видно, что танец давался ей легко, он не был представлением для кого-то, но настоящая полноценная жизнь, воображаемая внутри скрытого эротического мира девушки, ее и того, кого она в него впустила. Этим «кем-то» был не Симурин, хотя кроме него здесь больше из живых никого и не было. Сейчас она делала это исключительно для себя, с каждым движением распаляясь и возбуждаясь, отправляя эмоциональный посыл в своих мыслях любимому человеку.

Завязанные черным шелковым лоскутом глаза были границей видимого только ей рая для двоих, шест, в виде трубы служил в реальном мире ориентиром, вокруг которого и происходило представление, музыка — пищей для воображения. Наполненный придыханиями и возбуждающими ритмами звук, вырывающийся из динамиков, покрывал любые другие, жажда любви телесной, о которой кричала каждая клеточка ее тела, призывали к ласкам. Все чаще пальцы, волосы, выбрасываемые волны флюидов скользили по ее коже, а само тело по холодному металлу, все активнее напоминая прикосновения любимого человека к эрогенным зонам.

Из одежды, и так почти не прикрывавшей роскошную фигуру, остались белый колпак с красным крестом, белые чулки, прикрепленные к пояску, туфли на высоком каблуке, алые, как свежая кровь, появляющаяся после пореза на поверхности кожи, и совсем тоненькие трусики.

Мужчину не смущали не место, ни время, ни странное и неожиданное приглашение бывшей любовницы. Одного блеска ее глаз хватило, чтобы восстановилось прежнее доверие, пропал мир с его нуждами, правилами, потребностями.

Эта женщина сводила его с ума давно. Их расход состоялся по его вине, подлой, гнусной, не мужской. Три года назад они были приглашены в одну компанию, женщины и мужчины в которой оказались любителями группового секса, впрочем, не знала об этом только она. На пике веселья, когда алкоголь уже пропитал головной мозг, достаточно раскрепостив скованность, как казалось Валерию, и он условным знаком дать понять, что можно начинать.

Не задумываясь о ее отношению к этому, он распластался по дивану в предвкушении долгожданного зрелища. Сейчас его волновала только сцена ее насилия другими, что должно было доставить огромное удовольствие.

Та, которую он так «любил», совершенно доверчиво и расслабленно ждала совсем другого и явно не здесь. Она замечала за ним некоторые странности, какую-то обиду и даже кажущееся удовольствие от нанесения ей редких оскорблений и небольшого насилия над ее личностью, девушка не столько прощала, сколько не хотела замечать, пока не наступил сегодняшний день.

Сразу заподозрить неладное не получилось, поскольку подобное казалось невероятным, и лишь когда двое посторонних мужчин принялись настырно гулять по ее телу своими руками, а затем настойчиво раздевать чужую женщину, она попыталась сопротивляться. Сопротивление распаляло и насильников, и извращенца. Мужчины были сильнее, он просить прощения не спешил, и продолжал, не обращая внимания на ее сопротивление.