Валерий Головской - Мэрилин Монро. Жизнь и смерть

Годы спустя я узнала и его имя, и многое другое о нем — он жил в том же доме, что и мама, они полюбили друг друга, а потом он ушел, бросил ее, когда она меня рожала, даже не взглянув на свою новорожденную дочь.

Странно, что все, что я о нем узнавала, не сказывалось на моем к нему отношении. В ту ночь, когда мама сказала, что это отец на фото, я мечтала о нем во сне. И я мечтала о нем еще тысячи раз после. И каждый раз, вспоминая его улыбку и загнутые поля шляпы, я чувствовала тепло в груди, чувствовала, что я не одинока. Когда год спустя я завела что-то вроде альбома, то на первой странице поместила фото Кларка Гейбла, потому что он был похож на моего отца — особенно его усики и манера носить шляпу.

И я стала мечтать, но не о мистере Гейбле, а о моем отце. Бывало, возвращаюсь домой из школы, идет дождь и мне нездоровится, а я представляю, что папа ждет меня и сердится, что я не надела галоши. У меня тогда не было своих галош, и дом, куда я шла, не был моим домом. Это было место, где я была просто ребенком-служанкой — убирала, стирала белье, мыла полы, бегала по разным поручениям и помалкивала.

Но днем в мечтах через факты реальной жизни перескакиваешь так же легко, как кошка перепрыгивает через забор. Мой отец ждал меня, мечтала я, и входила в дом с улыбкой до ушей.

Однажды я лежала в больнице — мне удалили гланды, после чего были осложнения, — и беспрерывно мечтала целую неделю. Я приводила отца в мою больничную палату, вела его к своей кровати, а в это время другие больные с недоверием и завистью смотрели на такого важного посетителя. А я заставляла его склоняться над моей постелью, целовать меня в лоб, пока я беседовала с ним. „Через несколько дней все будет в порядке, Норма Джин. Я горжусь тобой, ты ведешь себя замечательно, не плачешь, как другие девочки“.

И я просила его, пожалуйста, сними шляпу. Но даже в своих самых продолжительных и глубоких мечтах я не могла упросить его снять шляпу и присесть у моей кровати.

Когда я вернулась „домой“, я чуть не заболела снова. Наш сосед набросился на собаку, которую я любила и которая ждала моего возвращения. Увидев меня, собака начала лаять. Но сосед стал ругаться и требовать, чтобы собака заткнулась. У него в руках была мотыга, он размахнулся и бросил мотыгу в собаку. Мотыга попала ей в спину и буквально разрубила ее пополам.

Моя мама поместила меня в другую семью. Это были муж и жена, англичане, и они нуждались в пяти долларах в неделю, которые я приносила. К тому же я была крупной девочкой и помогала по хозяйству.

Однажды, когда мама пришла за мной, я была на кухне, мыла посуду. Мама смотрела на меня и молчала. Когда я обернулась, я увидела слезы в ее глазах и удивилась.

„Я построю дом для нас обеих, и мы будем там жить, — сказала она. — Дом будет весь белый и с двориком позади“. И она ушла.

Так и случилось. Мама скопила какие-то деньги, получила заем и построила дом. Англичане и я приехали посмотреть на наш новый дом. Он был маленький и пустой, но невероятно красивый. И он был весь выкрашен в белый цвет.

Мы вчетвером въехали в новый дом. У меня была отдельная комната. Супруги-англичане не платили за жилье, только заботились обо мне, как и раньше. Я много работала, но это не имело значения. Это был мой первый дом. Мама привезла мебель — стол с белой крышкой и коричневыми ножками, стулья, кровати и занавески. „Это все в долг, — говорила она, — но не волнуйся. Я работаю в две смены на студии и скоро расплачусь с долгами“.

Однажды в дом привезли рояль. Рояль для меня. Меня будут учить музыке. Рояль был куплен с рук, и играть на нем было невозможно, так как он был расстроен. Но это был не простой рояль. Когда-то он принадлежал кинозвезде Фредерику Марчу [4] Фредерик Марч (1887–1975) — известный актер кино, снявшийся в более чем 70 фильмах, в том числе — «Доктор Джекиль и мистер Хайд» (1932), «Отверженные» (1935), «Лучшие годы нашей жизни» (1946), «Смерть коммивояжера» (1951), «Пожнешь бурю» (1960), «Семь дней в мае» (1964). .

„Ты будешь играть на рояле вот здесь, у окна, — сказала мама, — а здесь по обе стороны от камина будут стоять кресла. И мы будем сидеть и слушать тебя. Как только я выплачу долги, я куплю два кресла, и мы все будем сидеть и слушать, как ты играешь“.

Но два кресла так никогда и не появились. Однажды утром англичане и я завтракали на кухне. Было еще рано. Неожиданно послышался страшный шум на задней лестнице. Это были самые ужасные звуки, какие я когда-либо слышала. Удары и глухие стуки, казалось, никогда не прекратятся.