Александр Александров - Известный аноним [Последняя дуэль А. С. Пушкина]

«Мне не камер — юнкерство дорого, — говорил он впоследствии Нащокину, — дорого то, что на всех балах один царь да я ходим в сапогах, тогда как старики вельможи в лентах и в мундирах». Пушкину действительно позволялось являться на балы в простом фраке, что, конечно, оскорбляло придворную знать». [21] ПВС‑1998. 2. С. 231. .

Мундир у Пушкина безусловно был. Перед Нащокиным он бахвалился, потому что единственно кого считал себе равным, так это государя. «Один царь да я!» Молчит один, молчит и другой, и оба понимают, о чем молчат. Царь да я. Отдает хлестаковщиной.

В действительно всё выглядит несколько иначе. На одном из праздников его видит граф Соллогуб: Пушкин едет, понурившись, в придворной линейке, среди молодых камер — юнкеров (на линейке сидели спина к спине на двух длинных скамьях, их еще называли «диваны на колесах»). На нем потертая альмавива (модный в то время испанский плащ) поверх камер — юнкерского мундира с золотыми галунами, из — под плаща торчат коленки в панталонах; скорбное и суровое лицо под треугольной шляпой. Публика с любопытством разглядывает его среди начинающих царедворцев, как обезьяну в цирке.

Из письма С. Н. Карамзиной от 20 января 1834 года:

«Пушкин крепко боялся дурных шуток над его неожиданным камер — юнкерством, но теперь успокоился, ездит по балам и наслаждается торжественною красотою жены…». [22] Цит. по кн.: А. С. Пушкин. Письма последних лет. 1834–1837. Л., 1969. С. 232. .

Тем временем, Наталья Николаевна, переплясав на балах, выкидывает. А в свете распространяются тут же слухи, что она выкинула после побоев мужа. Еще свеж пример Безобразова. Значит, по мнению света, у него есть повод для ревности. Кто же объект этой ревности? Догадаться не трудно, Дантес еще не появился в обществе, не занял в нем места. Мальчики, вроде Огарева, не в счет. Слухи провоцируют мужа, но он на провокацию не поддается. Он верит жене, но на всякий случай отправляет ее с двумя детьми в Полотняный завод. Это фактически ссылка, подальше от Аничкова дворца.

Вскоре Пушкин узнает, что по рукам в обществе ходит какое — то его письмо к жене. Жуковский предупреждает его, что царь недоволен его высказываниями о царях. Пушкин возмущен: «Какая глубокая безнравственность в привычках нашего правительства! Полиция распечатывает письма мужа к жене, и приносит их читать царю (человеку благовоспитанному и честному) и царь не стыдится в том признаться». [23] Дневник А. С. Пушкина. С. 17. . Какой же он благовоспитанный, если не стыдится? Пушкин решает подать прошение об отставке, с тем, чтобы уехать с семьей в имение. Однако он просит, чтобы ему разрешили работать в архивах, как прежде. Царь возмущен неблагодарностью Пушкина. Жуковский узнает об этом от самого царя, а не от Пушкина. Он растерянно спрашивает монарха, а нельзя все это как — нибудь поправить. «Почему же нельзя, — отвечает тот. — Пускай возьмет обратно свое письмо. Я никого не держу и держать не буду. Но если он все — таки возьмет отставку, то между ним и мною всё кончено».

Жуковский впервые говорит с Пушкиным довольно грубо, называя его глупцом, которому место в желтом доме, которого надо высечь, чтобы привести кровь в движение и выгнать желчь.

«Найди, как выразить что — нибудь такое, что непременно должно быть у тебя в сердце к нашему государю!», — искренне советует он.

Пушкин униженно берет отставку обратно, предпочитая, по его словам, выглядеть лучше легкомысленным, чем неблагодарным.

«Я его прощаю, но позовите его, — говорит царь Бенкендорфу, когда тот делает очередной доклад, — чтобы еще раз объяснить ему всю бессмысленность его поведения и чем это может для него кончиться. То, что может быть простительно двадцатилетнему безумцу, не может применяться к человеку тридцати пяти лет, мужу и отцу семейства» [24] Пушкин и его современники. Л., 1927. XXIX–XXX. С. 33. .

3 августа 1834 года Пушкин пишет жене в Полотняный Завод:

«На днях встретил я мадам Жорж. Она остановилась со мной на улице и спрашивала о твоем здоровье, я сказал, что еду к тебе, чтобы сделать тебе ребенка. Она стала приседать, повторяя: «Ах, мосье, вы доставите мне большое удовольствие!» [25] А. С. Пушкин. Письма к жене. С. 70. .

Постоянная беременность жены (или брюхатость, как любил говорить сам Пушкин) была средством отдалить ее от балов и, таким образом, от соблазнов. Он заехал на две недели, сделал ребенка и проскочил в Болдино, где ему всегда хорошо писалось.

20 сентября 1834 г. в 10 часов 53 минуты в Болдине Пушкин заканчивает свою последнюю сказку, «Сказку о золотом петушке». Нам совершенно не важно, какая из новелл, «Легенда об арабском звездочете» Вашингтона Ирвинга или «История о золотом петухе» забытого немецкого литератора Ф. М. Клингера, жившего в России, легла в ее основу. Пушкинисты предпочитают первую версию, поскольку она принадлежит Анне Ахматовой. Я — вторую, которую выдвинул академик М. П. Алексеев, полиглот, феноменальный знаток мировой культуры, не исключая, что и новелла Ирвинга наслоилась на сказку Клингера. Фридриха Максимилиана Клингера, или, Федора Ивановича, как его стали звать в России, бывшего библиотекаря Павла I, знали лично многие старшие друзья Пушкина. Письмо Клингера Гёте передал в 1824 году посетивший великого немецкого поэта В. К. Кюхельбекер, и есть основания полагать, что Пушкин чуть ли не с лицейских времен был знаком с «Историей о золотом петухе», тем более что прямых аналогий пушкинскому золотому петушку не нашли ни русском фольклоре, ни в каком — либо другом. Нам же главное знать, что в той сказке речь идет о принце всех рогоносцев, который скрывался под личиной петуха. «Петух был самой красивой в мире птицей, — говорится у Клингера, — перья его были золотые, гребешок красный, лапки маленькие, пепельно — серебряные. Он не принимал никакой пищи, погруженный в свои грустные философские мысли и любовные мечтания, но все же он пел в привычное время как обычный петух. Лишь один недостаток уродовал миловидную птичку, к огорчению всех, кто ее видел. Противное перо мышиного цвета спускалось с гребешка на самый клюв, подобно бараньему рогу; оно было огромного размера; с трудом можно было разглядеть петуха. Оно покрывало всю птицу и сжимало всю его голову. Было заметно, что в его глазах отражалась вся скорбь мрачной меланхолии». [26] Цит. по кн.: М. П. Алексеев. Пушкин и мировая культура. Л., 1987. С. 526. .