Этой даме повезло найти столь могущественного и горячего защитника своей утробы: с той поры муж ее не осмелился и пикнуть, предоставив жене полную свободу.
Мне известно, что не только одна эта дама, но и многие другие удостоились такого же покровительства короля. Бывают люди, что с оружием в руках защищают свои земли, а для верности вешают на двери домов королевский герб; вот так же поступают и эти женщины, защищая королевским именем двери в свой рай и тем добиваясь покорности от мужей…» [16] Брантом. Галантные дамы. М., 1998. С.29.
.
Так впервые возникает у Пушкина мотив рогоносца и царя, который станет навязчиво преследовать его в жизни и творчестве в дальнейшем. Заметьте, нет пока ни светской молвы, есть только легкое кокетство жены, в котором она сама с такой же легкостью признается. «Не мешай мне, не стращай меня! Побереги же ты меня!»
Осенью 1833 года супруга начальника Пушкина, графа Нессельроде, Мария Дмитриевна, увозит Натали Пушкину в Аничков дворец на интимный вечер к государю. Узнав об этом, Пушкин бросается к графине и устраивает ей скандал. По его мнению, жена не должна бывать там, где не бывает муж. Графиня Мария Дмитриевна, очень влиятельная в Петербурге дама, сообщает об этом скандале мужу, графу Нессельроде, министру иностранных дел, тот — царю. «Что ж, — улыбается Николай I, — этот вопрос легко решить».
Под Новый 1834 год, как мы уже знаем, высочайшим указом Пушкин пожалован камер — юнкером. Узнает он об этом на балу, и приходит в бешенство, кричит, что для него унизительно быть среди восемнадцатилетних мальчишек, его уводят в кабинет хозяина, вокруг него собираются друзья: Жуковский, Константин Данзас, приехавший в отпуск по ранению; брат Лев. Кажется, это было на балу у А. Ф. Орлова. В буквальном смысле слова, чтобы Пушкин не задохнулся от бешенства, его поливают водой. Он хочет идти во дворец и наговорить грубостей самому царю, но Жуковскому удается предотвратить скандал. [17] В военно — судном деле о дуэли, начатом 3 февраля 1837 г., во всех документах Пушкина упорно зовут камергером, следствие ведут офицеры Лейб — гвардии Конного полка, которые, вероятно, по возрасту Пушкина и его известности не могут даже предположить, что он имеет звание ниже. Лишь 16‑го марта перед завершением дела, они запрашивают придворную контору, какое он все — таки имел звание, камергера или камер — юнкера, что контора в тот же день и разъясняет. Это лишний раз доказывает, что звание сие было для него унизительно, что теперь некоторые пытаются оспорить, находя документы, сколько камер — юнкеров были старше Пушкина. Они только забывают, что эти камер — юнкеры были не Пушкины. // Дуэль Пушкина с Дантесом — Геккереном. Подлинное военно — судное дело 1837 г. Репринт издания 1900 г. М., 1994. С.115–116. Другие исследователи оправдывают Николая тем, что он соблюдал букву закона и не мог пожаловать Пушкина званием камергера, что более соответствовало бы его значению. Однако, в других случаях, Николай спокойно шел на это: так Мих. Ю. Виельгорский при коронации Николая в Москве в 1826 г. был сразу пожалован камергером и егермейстером, шагнув через ступень табели о рангах, сразу попал в третий класс. Высшим для придворных был второй класс, первого не было. // Е. Э. Лямина, н. В. Самовер. Бедный Жозеф. Жизнь и смерть Иосифа Виельгорского. М., 1999. С. 46. Этот пример был далеко не единичный.
.
Такова первая реакция. После легкое пренебрежение:
«1 января 1834 г. Меня спрашивали, доволен ли я своим камер — юнкерством. Доволен, потому что государь имел намерение отличить меня, а не сделать смешным, — а по мне хоть в камер — пажи, только бы не заставили меня учиться французским вокабулам и арифметике. 7 января. Великий князь намедни поздравил меня в театре: — Покорнейше благодарю, ваше высочество; до сих пор все надо мною смеялись, вы первый меня поздравили». [18] Дневник А. С. Пушкина. С. 5.
.
Через месяц эта шутка уже гуляла по Москве, ее пересказывает в своем письме П. В. Киреевский. Великий князь в этом письме обозначен как НЕКТО. [19] Летопись жизни и творчества А. Пушкина. В четырех томах. Т. 4. С.151.
. Упоминать кого — либо из императорской фамилии даже в частной переписке было невозможно, даже для посвящения стихов члену императорской фамилии требовалось высочайшее согласие.
Потом сам Пушкин находит нужный тон, чтобы «принять» свое нежданное камер — юнкерство.
«17 января. Бал у графа Бобринского один из самых блистательных. — Государь мне о моем камер — юнкерстве не говорил, а я не благодарил его». [20] Дневник А. С. Пушкина. С. 6.
.
Читать дальше