Коллектив авторов Биографии и мемуары - Дети войны

Это было первым, о чём мама, волнуясь, со слезами, стала рассказывать деду и бабушке, как только мы переступили порог их дома в Челябинске. Но для меня жизнь в Челябинске началась не с этого. А с маленького яблочка, которое лежало в блюдце на подоконнике. Там не хватало четвертушки. Остальные три четверти сразу разделили между мной и братом.

Нас здесь ждали и всё приготовили к приезду. В комнате, где жили тётя Нюся и дядя Костя — бабушки-дедушкин сын и мамин брат, нам с мамой поставили кровать, а моему брату Вове дедушка заранее сколотил топчан. Комната, где стояли одни кровати, была какой-то скучной. А вот в кухне с печкой почти посередине было много интересного.

Как только мы вошли, дедушка открыл железную дверцу печи, взял в руки два небольших камня и бил их друг о друга, пока не загорелся обрывок газеты, лежащий в поленьях. А когда он взял в руки трубку с табаком, и также, только более мелкими камешками, стал высекать огонь и вскоре задымил, удивлению моему не было предела. Так экономили большую драгоценность военных лет — спички.

Мой лексикон пополнился двумя новыми словами: кресало и конфорка. Так бабушка называла тяжёлые железные круги на печке, часть которых сейчас ловко сдвинула в сторону, а на те, что остались, поставила большую кастрюлю с супом.

Мама всё ещё вела свой рассказ, а я с любопытством продолжала разглядывать кухню. Сразу увидела картину в раме на белой стене. Интересно, на ней изображалось, примерно, то же, что было и у нас. Похожая на нашу печь. Такие же горкой дрова. Дед с бородой невысокого роста, в валенках, нагнувшись к открытой дверце, закидывает в яркое пламя полено с корой. Рядом невысокая старушка, тоже в валенках, в тёплом платке, что-то такое делала, не запомнилось.

Моя бабушка тоже была маленького роста, худенькая с коротко стриженными, совершенно белыми — седыми волосами. Она сразу заметила, как я, задрав голову, рассматриваю картину, и объяснила, что там и в правду нарисована кухня. Только там деревенский дом, а у нас — городской. Она всё время что-то объясняла, показывала, рассказывала, потому, наверное, мне сразу понравилась и полюбилась.

Дедушка мой, как раз наоборот, был очень высокий, прямой, худощавый, с усами и небольшой клином бородкой. Он всё время был чем-то занят — не до разговоров. Я робела рядом с ним, и это чувство засело надолго.

Вскоре со старшими осталась я одна. Мама поступила на работу. Брат учился и пропадал в школе до темна. Как-то пришёл домой, сбросил пальто и показал, прикреплённые над карманом в три ряда новенькие блестящие значки. Объяснил, конечно, не мне, несмышлёной, а взрослым, что скоро будет соревнование, и кто победит, получит такой значок. Брат разрешил потрогать доверенные ему сокровища, и с такой гордостью повторял их название, что я навсегда запомнила — БГТО — Будь Готов к Труду и Обороне.

Володя, брат Ады, в годы войны

Разговор продолжился за обедом. И я поняла, что в этих соревнованиях наш Вова какой-то там организатор. Строгий дед похвалил внука. А бабушка вспомнила, что в далёкие годы её тоже куда-то (не запомнила) избирали и называли делегаткой. Это слово тоже уложилось в память, но я была слишком мала, чтобы понять его смысл.

Мама. Папа

Как и все в то время, мама работала с утра до вечера. Но, случалось, вставала ещё раньше, чем на работу, до рассвета. Складывала одежду, которую с вечера собирала с бабушкой, и уезжала далеко, за город, в деревни, и меняла всё на картошку.

Из части этого картофеля делали крахмал. Наверное, из самого дешёвого, негодного для еды. Картошку закладывали в мясорубку, и через дырочки вылезало красивое почему-то сине-фиолетовое месиво. Как из этого получался белоснежный порошок, загадка. А в нашем обеденном рационе появлялся кисель. Но вот что меня поражает до сих пор. Такое, время — не до красот, а у нас крахмалились короткие с полоской ришелье занавески с весёлым названием задергашки, кружевные воротнички, и ещё что-то интересное с тем же ришелье. Надо сказать, всё, во что одевались члены нашей семьи, шилось, перешивалось, перелицовывалось, вязалось иногда мамой, но больше всего бабушкой. А мне она однажды рассказала, что давным-давно работала модисткой и шила не только себе, но и другим людям красивые платья.

Мама же больше всего любила вышивать. Иногда в выходной день, ближе к вечеру, к ней приходили подруги. Располагались в комнате на топчане и кроватях, доставали пяльцы, разноцветные нитки-мулине. Меня отправляли на кухню к бабушке, закрывали дверь и разговаривали, разговаривали. Не слышала, чтоб смеялись. Уходили поздно. Тихо прощались. Обещали прийти ещё. И приходили.