Игорь Добролюбов - Осколки памяти

Работали дружно. Михал Ильич прав был абсолютно: "Учтите, ребятки, - говорил он, - что кинематографу вы в большей степени научитесь друг от друга, не от меня. Вы вместе творите, обсуждаете, разбираете свои работы. Курс должен гудеть, жужжать, как улей. Тогда и мед будет".

Первые слова

Первые слова, которые произносит педагог, очень важны. Общаясь сегодня со студентами, я понимаю, что их нужно сразу, с первого слова настроить на волну даль­нейшей работы и жизни.

Первую фразу Ромма, сказанную нам, уже студентам, я запомнил на всю жизнь. Михал Ильич зашел в аудиторию и произнес: "Научить режиссуре нельзя. Научиться можно".

Я был ошеломлен и думаю, что не только я.

Михал Ильич нам сразу все разложил по местам:

- Ребята, ваша профессия вторична, так же как про­фессия дирижера. Славы великого фон Караяна вам хватит?

- Да, - мотнули мы головой.

- Так что не претендуйте на славу Чайковского. Знайте, что основой кинематографа является литерату­ра, - сказал он нам.

Это справедливо. Чем больше я снимал, чем боль­ше видел работ молодых режиссеров, наконец, чем боль­ше я живу, тем отчетливее понимаю, что он был прав: основой хорошего кинематографа является хорошая ли­тература.

Прекрасная была драматургия у Андрея Смирнова в "Белорусском вокзале". Автор сценария Вадик Трунин написал это все кровью и сердцем и на одном дыхании. Плюс актеры. Дальше - Андрюшкино мастерство. Блес­тящая картина советского кинематографа, блистатель­ная, потрясшая меня, соученика Андрюши, до глубины.

Только для тебя

Лекции Ромма... Это была просто сказка. Рассказы­вал нам учитель обо всем. Студенты на его занятиях ни­когда не вели конспектов: все были настолько завороже­ны его голосом, его манерой говорить, что никто не мог писать, - просто надо было "челюсть держать".

И еще он удивительно смотрел: возникало ощуще­ние, что лекцию он читает только для тебя, что разгова­ривает только с тобой. Много позже, когда мы, бывшие ученики Ромма, однажды собрались вместе, выяснилось, что каждый из нас так думал.

Сплошные отличники

В письменных работах, которые мы сдавали Михал Ильичу, он ничего не исправлял, только ставил на полях птички - лишь ему понятные знаки. Между собой мы до­говорились не спрашивать у Ромма, что они означают и почему здесь появились, а стараться самим понять, ра­зобраться. Если ты сам не догадывался, то обращался за помощью к друзьям. Сообразив, подходил и спрашивал: "Михал Ильич, это вот поэтому вы птичку поставили?"

Ромм ко всем относился очень ровно - всем пятерки ставил. Все у него были отличниками.

Мой кровный брат Резо

С первого курса мы с Резо Эсадзе рьяно взялись за уче­бу, очень хотелось, чтобы Ромм нас похвалил. А он не хва­лил. И нам обоим приходили в голову мысли о том, что мы неспособны. "Достойны ли мы учиться у Ромма?" И как-то, будучи у Михал Ильича, мы своими сомнениями с ним по­делились.

- Братцы, - сказал Ромм, - не волнуйтесь. Если бу­дет что-то не так, я вас сам выгоню.

Прозвучавшее из уст Михал Ильича слово "братцы" натолкнуло нас с Резо вот на что: во время какого-то за­столья мы булавкой прокололи себе указательные паль­цы, и каждый капнул свою кровь другому в бокал. Соглас­но грузинскому обычаю (настоящий грузинский обряд, мы выполнили, конечно, весьма приблизительно), отны­не мы стали кровными братьями.

Интересный человек был Резо. Каждый раз, услышав от кого-нибудь "мать твою", он в бешенстве сжимал готовые к бою кулаки. Прошло достаточно много времени, прежде чем я смог убедить его: "Резо, милый, поверь, что он не име­ет в виду твою маму, и ничью маму вообще. Это абстракция".

Приятного aппетита!

Начались обычные занятия на площадке, когда ре­жиссеры показывают свои сценические работы с актера­ми. Написал я сцену, а Ромму показывать боязно. Еще по Минску я был знаком с Юрием Викторовичем Таричем, одним из крупнейших режиссеров советского кино, с име­нем которого связаны первые страницы биографии "Беларусьфильма". И вот я, этот студент, этот никто, зво­ню ему и прошу прочитать написанное мной: "Можно ли приехать?" Юрий Викторович назначает мне время: "К обеду приезжай".

Поскольку он был вегетарианец, мне тоже пришлось на время стать вегетарианцем. Было вкусно...

Называлась моя сцена "Фетисов курень". Играла там Галочка Польских и другие ребята с актерского курса, а я стоял за кулисами и дрожал.

Оглядываясь сейчас назад, я понимаю, сколь ве­ликодушны были мастера старшего поколения! Согла­шались прочитать твою работу на четвертушку листа. И почему-то все хотели тебя накормить.