Георгий Антипин - Третья гвардейская

Почти целую неделю искали гитлеровцы корректировщика. Они не могли предположить, что он находится у них под самым носом — в дупле огромного дерева. Потом все-таки догадались. Снаряды и мины перепахали [30] всю землю вокруг дубов, но наблюдательный пункт жил еще несколько часов. Потом вместо координат Семен Киржнер передал по рации: «Я умираю… карта у меня…»

Когда стемнело, бойцы принесли тело отважного уральца на артиллерийскую позицию. Между орудиями вырос небольшой холмик. Командир дивизиона капитан Лушников подал команду:

— За кровь боевого командира — огонь! Стреляли по огневым точкам противника, нанесенным на карту Семеном Киржнером. И многие из них замолкли навсегда.

На другой день недалеко от могилы Семена Киржнера вырос еще один холмик. На небольшой дощечке кто-то вывел: «Красноармеец Леонид Рудаков». Его смерть потрясла видавших виды бойцов.

Десятые сутки вели уральцы бой у переправы. Телефонист Леонид Рудаков сидел в своем окопчике, передавал приказы и донесения. Выстрелы слева, у самой опушки леса, заставили красноармейца поднять голову: наши или фашисты? Это были гитлеровцы. Они заметили бойца. Рудаков отбивался вначале гранатами. Потом они кончились.

— Рус, сдавайсь! — кричали ему.

Рудаков привстал и выстрелил. И в то же мгновение ожгло левое плечо.

Загудел аппарат. Телефонист взял трубку. Начальник связи штаба дивизии подполковник Дудник ждал донесения.

— Я ранен, — торопливо ответил боец, — а немцы наседают…

— Держись, идем на выручку, — сказал подполковник.

Рудаков снова, приподнялся и, не целясь, спустил курок. [31] Тут же почувствовал, что еще одна пуля пробила левую руку. Связист поспешил передать, что немцы почти рядом, но линия пока в порядке.

Совсем рядом злобно раздалось:

— Рус, сдавайсь!

Стрелять уже не было сил. Истекающий кровью телефонист схватил штык, воткнул его тупым концом в землю и грудью бросился на острие. Штык прошел через сердце.

Пришедшие на выручку бойцы вначале увидели трупы фашистов. А когда подбежали к окопу, поняли, что здесь произошло. Так и принесли они Леонида Рудакова к штабу — со штыком в сердце.

По траншее из рук в руки пошла рукописная листовка, которая коротко рассказывала о подвигах Семена Киржнера и Леонида Рудакова и призывала воинов сражаться, не жалея ни сил, ни самой жизни.

Больше месяца стояли уральцы у села Радчено. Поредели их ряды: враг был сильнее во много раз. Но и противник обессилел, выдохся. В труднейших боях дивизия и другие части 20-й армии измотали и обескровили фашистские войска, остановили их восточнее Смоленска.

Наступило временное затишье. Разведка доносила, что противник подтягивает резервы по железной дороге, уже прошло несколько эшелонов с техникой и пехотой. Самое легкое было разбомбить их с воздуха. Но самолетов не хватало.

23 августа 153-я стрелковая дивизия получила из штаба 20-й армии приказ: «Выйти в район Могильцы, атаковать сильно укрепленную высоту 249,9 у реки Днепр, перерезать железную дорогу Смоленск — Ельня у станции Добромино — основную коммуникацию, снабжающую войска противника в районе Ельня, выбить гитлеровцев с этой высоты и отбросить их назад».

Высота 249,9 — юго-западнее Ельни — представляла [32] собой важный тактический пункт и очень выгодный рубеж. С ее вершины просматривалась вся округа. Противник занял высоту еще в начале месяца и укрепился на ней. У подножия гитлеровцы отрыли траншею полного профиля с ходами сообщения, оборудовали дзоты, протянули несколько рядов колючей проволоки, установили минные заграждения, заранее пристреляли буквально каждый метр земли. Обороняла высоту дивизия «СС».

Нелегкая задача выпала на долю уральцев. Командир дивизии, как всегда, начал подготовку к штурму с тщательной разведки. Через сутки он уже знал наиболее слабые места в линии обороны противника, где находятся его огневые точки. Ночью полковник Гаген собрал в своем блиндаже командиров полков и специальных подразделений. Он изложил план штурма и назначил час наступления, напомнил, что успех боя зависит от тесного взаимодействия.

— Атака должна быть стремительной, решительной и безостановочной, — сказал полковник, покашливая. (Накануне, проводя рекогносцировку, он ходил по болоту и сильно простудился). — А сейчас, товарищи, все по траншеям и окопам, — закончил командир дивизии, — мы с комиссаром и начальником штаба тоже пойдем. Надо с бойцами по душам поговорить.