Георгий Антипин - Третья гвардейская

[1]Так обозначены страницы. Номер страницы предшествует странице.

Шел пятнадцатый день войны.

Фашистские войска продвигались в глубь нашей страны. Через день-два они намечали быть в Витебске, а там — Смоленск и Москва.

Штаб 153-й стрелковой дивизии расположился к западу от Витебска — в селе Тарелки. В одном из домиков собрались командиры полков и отдельных батальонов. За столом, в центре, сидел только что прибывший в дивизию член Военного Совета армии Субботин. Все почтительно молчали, ожидая, когда разговор начнет Высокий гость. Что он скажет? Во всяком случае, будет ясна обстановка на фронте. А то вот уже несколько дней дивизия питается самыми противоречивыми сведениями. [4]

Член Военного Совета, посмотрев на командира дивизии полковника Гагена, тихо проговорил:

— Николай Александрович, доложите, пожалуйста, обстановку.

— По моему приказу, — начал командир дивизии, — подготовлена оборона в три эшелона на западных подступах к Витебску на рубеже: Гнездиловичи, Холм, совхоз Хотцы, Мошканы, Бурдели, станция Крынки, восточный берег озера Сарро. — Он пододвинул к члену Военного Совета самодельную карту и показал, где проходит оборонительный рубеж.

— Как видите, товарищ генерал, дивизия растянута по фронту почти на сорок километров при норме в девять-десять. Мы вынуждены были сделать это потому, что у нас нет соседей ни справа, ни слева.

— На сорок километров? — перебил генерал. — Не распыляете ли вы силы? Что по этому поводу скажет начальник штаба? — Член Военного Совета повернулся к подполковнику Черепанову. — Прошу вас, Николай Михайлович.

Подполковник встал. В правой руке он держал трубку с головкой Мефистофеля. Начальник штаба говорил спокойно и уверенно:

— На узком фронте нас будет легче взять в тиски, на широком — труднее. А раздробить дивизию на части не дадим. Конечно, и в этом случае мы не гарантированы от окружения, но растянутая оборона поможет нам выиграть время, что сейчас, как я думаю, очень важно…. Только вот помочь нам надо…

— Что вы имеете в виду? — спросил генерал.

— У нас нет средств борьбы с танками, в обрез снарядов, нет топографических карт… Видите, сами карты делаем, — подполковник ткнул мундштуком трубки в сторону стола. [5]

Все замолчали, ожидая, что скажет генерал. Но он тоже молчал. Снова заговорил Черепанов:

— Правда, кое-что мы сделали. Начальник особого отдела Захаров реквизировал тут на складах бутылки, бензин и спички. Теперь красноармейцам есть чем танки жечь. Эти бутылки в дивизии «захаровскими гостинцами» называют.

— Хвалю за инициативу, — медленно, как бы раздумывая, начал генерал, — но чем я могу вам помочь? Склады еще не прибыли. И не только склады, но и войска. Скажу откровенно: если дивизия не задержит противника, он беспрепятственно пойдет дальше к столице. Поэтому Военный Совет армии приказывает: преградить путь немцам. Если придется, воюйте и в окружении, бейтесь насмерть. — Генерал помолчал и добавил: — Одним словом, положение исключительно тяжелое. В этих условиях необходимо усилить партийно-политическую работу. Это я вам, Евгений Степанович, — кивнул генерал военкому дивизии полковому комиссару Захарову.

Бойцы и командиры любили своего военкома. Это был умный и внимательный наставник. Почти все время комиссар находился в боевых порядках. Вот и сейчас, сразу же после совещания, несмотря на поздний час, захватив с собой политотдельцев, он опять ушел в окопы. Здесь никто не спал. Все чувствовали, что вот-вот начнется. Впереди и сзади полыхали пожарища. Уже отчетливо доносились орудийные выстрелы.

В тревожной темноте слышались короткие речи, тихие беседы. Это проходили летучие митинги, ротные собрания, заседания партийных и комсомольских бюро. Принималась одна резолюция: «Биться до последней капли крови».

Прямо в траншеях шел прием в партию и в комсомол. Идти в бой коммунистом, или комсомольцем каждый считал [6] высокой честью. «Прошу первичную парторганизацию батальона, — писал в своем заявлении младший лейтенант Павлов, — принять меня кандидатом в члены ВКП(б). Хочу идти в бой коммунистом. Заверяю, что в борьбе за Родину я готов отдать все свои силы, а если потребуется, то и свою жизнь». Младший лейтенант Назаркин закончил свое заявление о приеме в партию такими словами: «Буду драться до последнего дыхания за великое дело Коммунистической партии. Высокое звание коммуниста оправдаю в бою». Таких заявлений было несколько сотен.