Неплохо одетая, завитая и подкрашенная, она выглядела «как все». Никакого смущения, никаких угрызений совести вроде бы не испытывала. Возможно, собственная жизнь даже нравилась ей, устраивала ее.
Глядя на нее, я подумал, что гуманность может быть глупой, неоправданной. Должно ли общество быть гуманным к таким, как эта?
— Ребятам завидовала, — говорит Зинаида Никитична, — что жить им в обновленной стране. А теперь не завидую. Увидела: и я успею подышать чистым воздухом. Смотрю по телевизору на педагогов-новаторов. За них радуюсь. Смотрите, как непривычно все. Один превратил уроки в игру, в театр. Другой устроил так, что ребята учатся стоя. Нам кажется: как же так, устанут. Но медики подтверждают: ребятам стоя лучше, они бодрее себя чувствуют… А третий сократил уроки до тридцати пяти минут. И ребятам стало легче, они оживились, результативность повысилась… Может, и мы подумаем, как нашу жизнь организовать… Только совершенно по-новому… Совершенно по-другому… Боже ты мой! Как странно, как непривычно — жить без оглядки, свободно, творчески!..
Сережа приходит взлохмаченный.
— Ты что, забываешь причесываться?
— Просто мне не нравится.
У него свободный урок, он сидит у меня в кабинете, и мы говорим о жизни…
— Какой самый радостный день у тебя был? Можешь сказать?
— В этом детдоме? Или в Сиверском? Или в Ивангороде?
— Да в любом.
— Помню нам машинки выдали. Большие самосвалы. Только нашему классу. А остальным маленькие машинки. Другие нам завидовали. Поиграть просили…
— А в этом детдоме?
— А в этом когда бабушка приезжала. Она мне письмо от мамы дала…
— А мама тебя взять не обещает?
— Обещает. Когда восьмой кончу.
— А ты не думал о том, как сделать новую жизнь в детдоме?
— Нет, не думал. А зачем? Дайте мне витамины! Или шприц брызгаться!..
Женя стал разговорчивей. Ему, как и всем детдомовцам, очень не хватает обычной бытовой информации, которую семейные дети получают мимоходом.
Женя постепенно, слово за словом, дорассказывал короткую историю своей жизни.
— Мама всех нас бросила. Меня и брата она в магазине оставила. Завела в отдел, а сама убежала. Брат сейчас в восьмом классе, вы, наверное, знаете. Он говорит, как только ему восемнадцать будет, заберет меня. Вместе жить станем. Вот бы еще папа был! С папой, наверное, хорошо, правда?..
Женя замолкает, стоит, прижавшись к моему боку…
Педагоги давят на детей, наседают ради выполнения своей программы. Порой мне кажется, что педагогические задачи решаются даже в ущерб медицинским. Ведь у нас многие дети ослабленны, многие невротики, а эта школьная принудиловка рождает в детях стойкое отвращение к разным предметам и к учебе вообще, гасит искры таланта. Ребята инстинктивно протестуют — прогуливают, пытаются спрятаться в изолятор.
По-моему, детдом не должен быть только местом призрения брошенных детей, не должен быть обычным учреждением, каковым является сегодня. Любой детдом должен быть школой санаторного типа — с медицински обоснованным режимом дня, с повышенным вниманием к вопросам здоровья, с кабинетами физиотерапии и лечебной физкультуры, с врачами — узкими специалистами, которые или вошли бы в штат, или на какой-то другой основе могли наблюдать детдомовцев.
Или пускай подобный — медицинский — уклон будет у детдомов первой ступени, главная задача которых — провести реабилитацию ребенка после неудачной семейной жизни, возродить его телесно и духовно.
А затем наступает время лицея (так я его назову)… План его мне не ясен до конца. Я вижу в нем равенство детей и взрослых… Я вижу педагогов, которых не делят на учителей и воспитателей…
У меня в кабинете Ленка. Она наливает воду из графина в пластмассовый стаканчик, чтобы запить таблетку «от головы».
Тут влетает лихой третьеклассник, заводила среди своих ребят. Он выхватывает стаканчик из-под Ленкиной руки и выплескивает воду себе в рот. При этом поглядывает эдаким удальцом, которому все позволено.
— Что там было? — спрашивает небрежно, то ли к Ленке адресуясь, то ли ко мне.
— Сильнейший яд! — говорю я с серьезным видом. — Хотели крыс травить!..
Зачем я это сказал, сам не знаю. Видимо, из-за желания «осадить нахала». Но после моих слов происходят страшные вещи. Третьеклассник меняется в лице, бледнеет на глазах, скрючивается, стонет. Вижу, что это не игра, не притворство. Ему действительно плохо — начинается неудержимая рвота. Он буквально заливает пол рвотными массами.
Читать дальше