Пегги родилась в одной из самых известных семей Нью-Йорка с прилагавшимися к этому счастливому билету в жизнь огромным богатством и высоким социальным положением. Но этот казавшийся таким надежным маршрут резко прервался в 1912 г., когда ее отец погиб на затонувшем «Титанике». Восемь лет спустя Пегги вступила в наследство, уехала в Европу и вернулась только через 21 год. За границей она вела абсолютно богемный образ жизни, несмотря на то что вышла замуж и родила двоих детей. Главным интересом женщины было искусство. Через своего первого мужа, художника Лоуренса Вейла, она начала общаться с парижскими живописцами и скульпторами. Уже через одного из них , Марселя Дюшана, Пегги перезнакомилась с остальными [640] Guggenheim, Out of This Century , 12–13, 21, 24, 27, 161–162.
. В 1937 г., когда Гитлер объявил современное искусство «дегенеративным», Пегги решила открыть в Париже собственную галерею. Она начала покупать по одному произведению искусства на каждой выставке, которую организовывала. Двумя годами позднее, когда гитлеровские войска двинулись на Францию, ее спасательная миссия резко набрала обороты. Теперь Пегги покупала по одной работе в день. В этом женщине помогал один американец, которого она описывала как «громадного жирного блондина», чью речь было трудно понять. Этим блондином был будущий друг Ли и Поллока Говард Путцель. Впоследствии он сыграл важную роль в деятельности Гуггенхайм и в жизни американцев, творчество которых она поддерживала в Нью-Йорке. Двери в Европу вот-вот должны были захлопнуться, и Пегги с Путцелем стали тратить деньги без остановки, посещая мастерские самых разных художников: Кандинского, Клее, Пикабии, Брака, Гри, Леже, Северини, Миро, де Кирико, Дали, Магритта и Макса Эрнста. Они скупали все, что могли [641] Guggenheim, Out of This Century , 209, 215–216, 219.
.
Где-то на этом пути брак Пегги распался, хоть они с Вейлом и остались друзьями. В дальнейшем она пережила серию бурных романов с целым списком прославленных мужчин. Но самые значимые узы связывали Гуггенхайм с Максом Эрнстом, которого она сделала особым объектом своей миссии спасения. Но сначала Пегги пришлось выбираться из Франции самой. За три дня до вхождения немецких войск в Париж она бежала из города. Поток автомобилей, покрытых копотью от бомбежек и перевозивших в более безопасное место миллионы человек, был огромным. Поэтому все потоки движения, по которым ранее люди въезжали в Париж и покидали его, пришлось перекрыть, и весь трафик был перенаправлен на юг. Двигаясь по этому маршруту, Пегги в конце концов оказалась в Марселе, в спасительных руках Вариана Фрая, переправлявшего тайком в Америку художников и интеллектуалов. Там она воссоединилась с Эрнстом, который к тому времени прошел через два концентрационных лагеря. Ранее Пегги обеспечила средствами, необходимыми для побега в США, Анри Бретона и его семью. Теперь она финансировала исход собственного семейства. В июле 1941 г. Пегги, ее бывший муж Вейл, их дети, любовница Вейла и Макс Эрнст отправились в Нью-Йорк [642] Guggenheim, Out of This Century , 216, 220, 230, 233, 245.
.
В относительном спокойствии Манхэттена, в окружении сюрреалистов, которых она знала еще по Парижу, и с Говардом Путцелем в качестве советника Пегги снова открыла галерею, но уже в Нью-Йорке. К осени 1942 г. театральный дизайнер и архитектор Фредерик Кислер оформил для нее логово приверженцев новизны и современности в бывшем швейном ателье над лавкой экзотических фруктов. Нью-Йорк никогда не видел ничего подобного. Это была скорее среда, нежели традиционное выставочное пространство. Стены галереи были изогнутыми, картины висели не на них, а на бейсбольных битах. Иногда полотна выступали из стен под прямым углом, что способствовало вовлеченности зрителя [643] Ashton, The Life and Times of the New York School , 121; oral history interview with history interview with Rebecca Reis, AAA-SI; Gill, Art Lover , 290, 305.
. Пегги открыла галерею в октябре 1942 г., сделав большой благотворительный взнос в Красный Крест. На выставке были представлены работы из ее личной коллекции. В каталоге Гуггенхайм написала:
Открытие этой галереи и ее коллекции для публики в то время, когда люди борются за свою жизнь и свободу, — это мой долг, который я в полной мере осознаю. Данное предприятие достигнет своей цели, только если преуспеет в деле служения будущему, а не станет инструментом для документирования прошлого [644] Gill, Art Lover , 306, 315.
.
Открытие выставки было поистине триумфальным. Пегги удалось поразить гостей и галереей, и выставленными работами, и своим видом. С волосами, покрашенными в смоляно-черный цвет, и чересчур выступавшим носом (результатом неудачной пластической операции) Пегги всегда носила одежду, которая подчеркивала самое красивое, что у нее было, — ее тело. В течение всего мероприятия женщина блистала в белом платье. Оно оставляло совсем мало простора для воображения, только чтобы не нарушать закона. В одном ухе у нее висела серьга от Александра Колдера, в другом — от Ива Танги [645] Gill, Art Lover , 285, 304; Myers, Tracking the Marvelous , 24.
.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу