Мэри Габриэль - Женщины Девятой улицы. Том 1 [Ли Краснер, Элен де Кунинг, Грейс Хартиган, Джоан Митчелл и Хелен Франкенталер - пять художниц и движение, изменившее современное искусство]

Некоторые из них появились в городе раньше, еще в конце 1930-х гг. В 1939 г. Сальвадор Дали в буквальном смысле слова наделал много шума. Раздосадованный изменениями, внесенными в его оформление, художник пробил витрину в универмаге «Бонвит Теллер» и вывалился вместе с полной воды ванной прямо на Пятую авеню. О диковинной истерике каталонца и последовавшим за ней арестом писала пресса всей страны [566] Janis, Abstract and Surrealist Art , 126. . Но уже в начале 1940-х гг. в город прибыло так много сюрреалистов, что их присутствия уже просто нельзя было не замечать. «Мы вдруг обнаружили, что окружены беженцами, — рассказывал Павия. — Они были повсюду, как оккупационная армия» [567] Edgar, Club Without Walls , 22; «Philip Pavia Talks on the War Years», 18; oral history interview with history interview with Fritz Bultman, AAA-SI. Первая волна иммигрантов-художников, оказавших влияние на нью-йоркскую группу, включала Ганса Гофмана, Джозефа Альберса и группу преподавателей из Баухауза. Во вторую волну входили сюрреалисты. По словам Балтмана, они «представляли собой два отдельных, но накладывающихся друг на друга влияния». . Преследование Гитлером интеллектуалов и художников по всей Европе усиливалось. А значит, США в одночасье превратились в место, где сосредоточено самое передовое мышление в западном мире. Журнал Fortune торжественно заявлял: «Беспрецедентный исход интеллектуалов из Европы дает нам шанс и возлагает на нас обязанности хранителей цивилизации» [568] Gill, Art Lover , 278. .

Из деятелей науки и философии в страну приехали Альберт Эйнштейн, Энрико Ферми, Эдвард Теллер, Клод Леви-Стросс, Герберт Маркузе, Вильгельм Райх, Эрих Фромм и Ханна Арендт [569] Zucker, «Art in Dark Times», 82; Diggins, The Proud Decades , 224, 229. . В музыкальной сфере Артуро Тосканини возглавил Симфонический оркестр NBC, а Арнольд Шёнберг знакомил своих учеников, в том числе Джона Кейджа, с миром атональной музыки [570] Diggins, The Proud Decades , 221–22; Jackman and Borden, The Muses Flee Hitler , 139–140. . Если говорить о танце, то русский, в которого влюбился Денби, Джордж Баланчин, создал труппу «Нью-Йорк сити балле», соединив классическую традицию с американским стилем [571] Diggins, The Proud Decades , 223. . Архитекторы Вальтер Гропиус, Ле Корбюзье и Мис ван дер Роэ меняли облик американских городов [572] Diggins, The Proud Decades , 223–224. . А поскольку психоанализ был запрещен Конгрессом психологов в Лейпциге как «еврейская лженаука», США стали также «мировым центром» психологии и психоанализа. По оценкам одного эксперта, война привела в США две трети всех европейских психоаналитиков [573] Ashton, The New York School , 122; Donald Fleming and Bernard Bailyn, eds., The Intellectual Migration , 420–21, 444–445; Barrett, The Truants , 230; Juliet Mitchell, Psychoanalysis and Feminism , 298–299. Флеминг и Бейлин пишут, что теории Фрейда доминировали в американской психологии и психоанализе. Ведь немногочисленным последователям Юнга, которые в основном базировались в Швейцарии, реже приходилось спасаться из Европы бегством. Идеи Юнга были важны для творчества художников, но те, кто решал посещать сеансы психоанализа, главным образом оказывались в руках фрейдистов. По сути, как говорил Барретт, в 1940-е гг. Фрейд заменил для многих интеллектуалов Карла Маркса. По словам Барретта, «если вы вообще могли наскрести немного деньжат, то вашим моральным и интеллектуальным долгом было приобщиться к психоанализу». Джоан Митчелл пишет, что принятие фрейдистского анализа и его концепции биологического детерминизма помогало оправдать неравноправие женщин как раз в тот период, когда в стране шли бурные дебаты о том, как опять вернуть их после войны к плите и детям. . В нью-йоркской Новой школе социальных исследований появилось даже специальное отделение «Университет в изгнании», где преподавали сплошь выдающиеся беженцы-европейцы. При попадании туда создавалось впечатление, будто вузовская библиотека чудесным образом ожила. И вместо книг замечательных мыслителей на полках вы видите в аудиториях сами эти потрясающие личности. В аспирантуре Института изящных искусств Нью-Йоркского университета немецкие ученые возродили такую дисциплину, как история искусств, и бросили вызов безраздельному господству Европы в этой области [574] Zucker, «Art in Dark Times», 77, 83; Panofsky, Meaning in the Visual Arts , 370–372; Fleming and Bailyn, The Intellectual Migration , 568–569. .

Но больше всего на нью-йоркских художниках сказался приезд Стэнли Уильяма Хейтера, бежавшего из оккупированного Парижа, и Татьяны Гросман. Чтобы спастись из вишистской Франции, она перешла через Пиренеи в Испанию [575] Zucker, «Art in Dark Times», 74; James Schuyler, «Is There an American Print Revival? New York», 36. . Эти люди произвели настоящую революцию в печати, подняв тусклые, низкокачественные журнальные репродукции на уровень истинного искусства. Существенно выиграла от притока эмигрантов и выставочная деятельность. Арт-дилеры, бежавшие из Европы с остатками своих коллекций, начали открывать галереи на 57-й улице. Приехали также книготорговцы, в том числе Джордж Виттенборн. Раньше он торговал книгами в Берлине и был зверски избит «коричневорубашечниками» за то, что в его магазине продавалась литература «предосудительного содержания» и в него часто заходили художники-гомосексуалисты. В Нью-Йорке книжный магазин Виттенборна тоже станет любимым местом художников. А еще Виттенборн вместе с Бобом Мазервеллом начнут публиковать бесценные англоязычные материалы о европейских модернистах. Благодаря им художники в Нью-Йорке смогут не только смотреть на работы своих великих предшественников в музеях, но и читать, что писали они и о них [576] Oral history interview with history interview with George Wittenborn, AAA-SI; Gill, Art Lover , 269–70; Ashton with Banach, The Writings of Robert Motherwell , 6; Fleming and Bailyn, The Intellectual Migration , 601. .