Сама Ли уведомления об увольнении не получила. Но ее и без того жалкую зарплату урезали до 95 долларов в месяц, при том, что рабочая нагрузка сильно увеличилась. Но Игорь, казалось, не осознавал серьезности ни их финансового положения, ни времени, в которое они жили. Теперь у него был красный кабриолет, и он тратил деньги направо и налево. В это время художник начал писать портреты пассажиров первого класса на круизных лайнерах [185] Levin, Lee Krasner , 99, 134; Solomon, Jackson Pollock , 113–14; Naifeh and Smith, Jackson Pollock , 381. Игорь в те трудные годы тоже стал, по сути, мошенником. Притворяясь кинозвездой, он шел в ресторан, заказывал там все, что хотел, а затем предлагал расплатиться стодолларовой купюрой, на сдачу с которой у сотрудников чаще всего не набиралось наличных. И, очевидно, боясь оскорбить редкую птицу — клиента с толстым кошельком, — ему обычно позволяли поесть за счет заведения. Сестра Ли, Рут, рассказывала, что Игорь много лет обедал и ужинал с одной и той же стодолларовой купюрой.
. В результате они с Ли отдалялись друг от друга — фигурально и буквально. Конечно, Ли очень расстраивали их отчуждение и тот факт, что мир, в котором жил Игорь, не имел к ней никакого отношения. Но в те трудные дни она, очевидно, считала, что поддаваться личным скорбям или сожалениям эгоистично и недостойно. В любом случае для этого у нее было слишком много важных дел.
Летом 1937 г. Ли поручили закончить настенную роспись за Биллом де Кунингом, который в это время ушел из проекта. (Художник опасался депортации, грозившей ему, если бы открылось, что у него нет американского гражданства [186] Rose, «Life on the Project», 80; Munro, Originals , 108; Willem de Kooning, interview by Ann Bowen Parsons, AAA-SI, 1; Stevens and Swan, De Kooning , 132; Levin, Lee Krasner , 130.
.) Это задание стало подтверждением высокого профессионального реноме Ли: их с Кунингом считали взаимозаменяемыми в деле реализации важного художественного проекта. Ли предложение приняла и начала работать в мастерской на Восточной девятой улице. Студию с ней делили Игорь и Джордж Макнил. «Эскиз [Билла] был почти полтора на два метра, — рассказывала она. — Им пришлось развернуть его и поднять его повыше, чтобы я рассмотрела» [187] Levin, Lee Krasner , 130.
.
Ли прикрепила эскиз де Кунинга на стену. Она начала замерять и переносить отдельные элементы в увеличенном масштабе. Художница воспроизводила линии рисунка и светотени чуть ли не с религиозной точностью, насколько только это было возможно, чтобы сохранить оригинальный замысел де Кунинга. В тот период он изображал вполне распознаваемые человеческие образы: в основном фигуры мужчин, плоские и упрощенные, с глазами, выполненными в стиле Пикассо. Но для этой монументальной живописи он создал нечто совершенно новое. «Для де Кунинга это было на редкость бескомпромиссно и очень абстрактно», — рассказывала Ли. Билл периодически заходил в мастерскую, чтобы следить, как она превращала его незавершенную идею в живописную реальность. Конечно же, будущее произведение постепенно впитывало в себя и ее собственный взгляд на мир [188] Munro, Originals, 108; Landau, Lee Krasner: A Catalogue Raisonné , 64; Bruce Glaser, «Interview with Lee Krasner», 26, 108; Hobbs, Lee Krasner (1993), 26–27.
. Эта фреска стала примером потрясающего сотрудничества двух больших талантов и укрепила их дружбу. По словам Ли, де Кунинг входил в «довольно тесную группку художников и их друзей», насчитывавшую «человек десять», с которыми она общалась в те времена [189] Pepe Karmel, ed., Jackson Pollock: Interviews, Articles, and Reviews , 26.
. Много лет спустя Ли будет настаивать на том, что эта небольшая компания была всего лишь кучкой приятелей. И будто бы они просто смотрели работы друг друга, потому что больше ими ровно никто не интересовался [190] Levin, Lee Krasner , 115. Глава 3. Конец начала
. Но теперь, оглядываясь назад, мы ясно видим: когда Ли и ее коллеги-художники старались найти собственный путь в творчестве в атмосфере тревоги и всепроникающего страха той эпохи, зарождались первые ростки нового движения. И ему было суждено в корне изменить искусство и культуру США.
Мир вокруг нас был бы опустевшим и печальным, но не тот, что внутри нас.
Уоллес Стивенс
[191] Wallace Stevens, «The Relations Between Poetry and Painting».
В 1939 г. пирсы Ист-Сайда посетила Элеонора Рузвельт. Первая леди захотела посмотреть, как движется заключительный этап работы над настенной росписью, которую передали от Билла Ли. Элеонора была знаменита как лидер борьбы за права женщин. Именно ее заслугой в значительной мере было гендерное равенство в администрации ее мужа. И, скорее всего, увиденное в тот день ей очень понравилось. Одетая в забрызганные краской подвернутые синие джинсы и толстый свитер — на пирсе было довольно холодно, — Ли руководила командой из десятка мужчин. Они трудились над фреской размером 2 × 15 м, изображавшей историю мореплавания: от парусного судна до гидросамолета. «Создавалось впечатление, будто ширина нашей фрески километров пять, — вспоминала Ли. — Тот опыт впервые познакомил меня с сюрпризами масштаба » [192] Levin, Lee Krasner, 133; Barbara Rose, «Life on the Project», 74, 79; Rose, Art/Work/USA , запись предоставлена Королевской академией художеств, Лондон; Munro, Originals , 108.
.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу