Постепенно Ли превратилась в домашнего цербера. Она сильно ограничила круг людей, которые приглашались в их дом. Теперь вхожими были лишь те, кто мог способствовать карьере Джексона, равно как и его приятели, не поощрявшие его пьянства. Ли пускала еще местных жителей, от которых зависел их быт, некоторых родственников и своих друзей. Все ее ухищрения имели одну-единственную цель — создать среду, в которой их жизнь будет всецело сфокусирована на живописи. Причем все должно было происходить, насколько это в человеческих силах, под ее контролем. Однако эта сосредоточенность, достигаемая путем ограничений, все эти усилия, направленные на укрепление семейной дисциплины, только делали Джексона еще несчастнее (как, впрочем, и саму Ли) и заставляли его бунтовать против жены. В довершение всего Поллок принялся дразнить Ли молодыми женщинами. Например, он хранил в мастерской две фотографии Мерседес, на одной из которых она лежала на пляже обнаженной [1047] Levin, Lee Krasner , 252.
. Скорее всего, учитывая сложность и яркость личностей Ли и Поллока, их отношения не были бы спокойными, даже если бы Джексон не чувствовал себя преданным из-за отказа Ли родить от него ребенка. Однако это ее решение будет преследовать их всю жизнь и в конечном итоге станет составной частью драмы, которой окружена преждевременная смерть Джексона.
Билл и Элен пережили разногласия по поводу детей легче, чем Джексон и Ли, возможно, потому, что они находились тогда среди людей в большом городе и вели каждый свою активную жизнь. Но и в их случае эта тема время от времени вырывалась наружу и в конечном итоге разлучила их. Однако это случилось только через десять лет, а пока они вместе, как пара, царили в художественном мире Даунтауна.
Элен нравилось думать о себе как о современной версии гетер Древней Греции, товарище и спутнице интеллектуальных мужчин. Как о женщине, которая во всем равна мужчине и ждет к себе соответствующего отношения. «Я думала, что это очень приятная роль… роль женщины, имя которой ассоциируется с интеллектом, искусством и так далее и которая является неотъемлемой частью мужской компании», — признавалась Элен [1048] Elaine de Kooning, interview by Molly Barnes, 11; Beauvoir, The Second Sex , 122.
. Когда она была моложе, такое ее поведение не вызывало в Челси ни удивления, ни осуждения. Ведь большинство мужчин, с которыми Элен тесно общалась, были геями. Благодаря этому она не рисковала вызвать ревность и гнев чьей-нибудь жены, когда ее беседа, как это часто случалось, явно уходила в сторону флирта. Однако после войны их круг общения, центром которого была компания из «Уолдорфа», серьезно увеличился — отчасти за счет солдат, вернувшихся с фронта (а они почти все были гетеросексуалами), которых привлекал мир искусства Даунтауна. И люди, незнакомые с Элен, не понимали, что им делать с ее горячностью и внешней доступностью, с ее откровенным сексуальным шармом. Однажды во время званого ужина хозяйка, выходя из комнаты, пригласила женщин присоединиться к ней, чтобы мужчины могли остаться за столом и поговорить. Но Элен, увлеченная беседой с сидящим рядом с ней парнем, осталась. Тогда хозяйка подошла к ней сзади и сказала, обращаясь уже конкретно к ней:
— Элен, пойдем с нами.
— Ой, знаете, мне и тут очень хорошо, — ответила та.
— Но ты должна пойти, — настаивала женщина, уже тряся спинку стула, на котором сидела Элен. — Ты не можешь оставаться, так просто никто не делает.
— Ну так теперь делает, — заявила Элен. — Я так делаю [1049] Elaine de Kooning, Portraits , The Art Gallery, Brooklyn College , 7–8.
.
Элен ответила точно так же, как ответила бы непослушная девчонка, если бы ей сказали, что она не должна играть в хоккей или в кости или носиться в компании местных мальчишек по окрестностям дедушкиной фермы [1050] Munro, Originals , 251; Elaine de Kooning, interview by Molly Barnes, 7.
. Но во времена, когда произошел вышеописанный случай, в конце 1940-х гг., к тому, что Элен открыто предпочитала мужскую компанию обществу женщин, относились с недоумением, а то и с подозрением. Социальные потрясения, охватившие тогда США, достигли сферы сексуальных отношений. И в ней положение дел было наименее ясным. Никто больше не знал, что в отношениях полов уместно и прилично, а что непозволительно. Так же как в случае с ролью женщин в обществе, нравы американцев во время войны резко стали гораздо более свободными. А после ее окончания произошел столь же быстрый откат к пуританству [1051] David Christos Cateforis, «Willem de Kooning’s Women of the 1950s», 92; Polcari, Abstract Expressionism and the Modern Experience , 287.
. В период между 1941 и 1945 гг. половая распущенность практически поощрялась обществом. Табу на внебрачный секс и контрацептивы хоть и существовали, но в значительной степени игнорировались. Вернувшиеся в страну после войны мужчины не только приобрели за границей новый сексуальный опыт. Последние годы они провели исключительно в мужской компании и привыкли видеть в женщинах лишь сексуальные объекты. Огрубело все: поведение, манеры, язык [1052] Kennedy, World Birth Control in America, 266–267; Polcari, Abstract Expressionism and the Modern Experience , 287; Hess and Nochlin, Woman as Sex Object , 32; Costello, Virtue Under Fire, 262; Polcari, From Omaha to Abstract Expressionism , 12.
. Но послевоенное общество не могло ни терпеть, ни потворствовать такому поведению. Поэтому были необходимы строгие ограничения.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу