Мэри Габриэль - Женщины Девятой улицы. Том 1 [Ли Краснер, Элен де Кунинг, Грейс Хартиган, Джоан Митчелл и Хелен Франкенталер - пять художниц и движение, изменившее современное искусство]

Многие художники, служившие в армии или во флоте, воспользовались правом на высшее образование согласно Закону о льготах демобилизованным. Так они смогли оплатить учебу в школе Гофмана или Лиге студентов-художников Нью-Йорка. «Эти люди сделали осознанный выбор и решили стать художниками после того, как пережили трансформирующий жизненный опыт», — сказал Уилл Барнет, преподававший в Лиге. Жадные до учебы, они, казалось, изо всех сил пытались наверстать упущенное [909] Oral history interview with Will Barnet, AAA-SI; Philp Pavia, interview by John Gruen, AAA-SI, 25. . Некоторые художники-солдаты открыто презирали коллег, которые избежали военной службы. Они чувствовали: оставшись в Нью-Йорке, те получили огромную фору. Ведь они продолжали заниматься искусством, пока их собратья, ушедшие на фронт, воевали с фашистами. Однако люди, не побывавшие на войне, и сами испытывали чувство вины. Тем более что к любому относительно молодому мужчине, прогуливавшемуся по улицам во время столь страшных событий, относились либо как к психически или физически неполноценному, либо как к трусу. Свобода, которой он наслаждался, обходилась довольно дорого. Впрочем, все страхи и раздражение быстро испарялись на фоне поддержки, оказываемой художниками друг другу сразу после войны. Постепенно возникавшее местное сообщество позволяло своим членам стойко переносить посланные на их долю испытания и подбадривало их [910] James Brooks, interview by Jack Taylor; Brossard, The Scene Before You , 21; Naifeh and Smith, Jackson Pollock , 479; Alfred Leslie, interview by Jack Taylor. Эта скрытая враждебность будет периодически всплывать на поверхность десятилетиями по мере того, как некоторые ветераны станут рассуждать о том, каких высот достигли художники вроде де Кунинга и Поллока. . «Ты должен быть уверен в себе, чуть ли не до высокомерия. Ведь ты, особенно в самом начале, делаешь то, чего никто не просил, — говорила Элен. — У тебя должна быть абсолютная уверенность в своих силах и в насущной необходимости того, чем ты занимаешься» [911] Elaine de Kooning, interview by Arthur Tobier, 26. . Добиться такого самоощущения в группе единомышленников было намного легче.

Вчерашние солдаты начали массово присоединяться к вечерним посиделкам в «Уолдорфе». Сначала в зоне художников поставили больше стульев, затем появились дополнительные столики, и в результате эта часть кафе стала такой тесной и прокуренной, что остальные посетители начали называть ее не иначе как «гадюшником» [912] Herman Cherry, interview by Jack Taylor; Philip Pavia, interview by John Gruen, AAA-SI, 15. . «Однажды в туалете „Уолдорфа“ Элен увидела в унитазе мышь. Стараясь не утонуть, она отчаянно молотила лапками по воде. Элен набросала в воду туалетной бумаги, чтобы бедняга смогла выбраться, — вспоминала ее подруга Дорис Ах. — Мышь вылезла, но сразу после этого ринулась в направлении Элен. А та, в свою очередь, выскочила из туалетной комнаты в зал, волоча за собой длиннющий кусок мокрой туалетной бумаги» [913] Doris Aach, interview by author. . Художники делили это заведение с карманниками и мелкими жуликами — «ребятами из Синг-Синга», как их называл Луц Сэндер. «Там собирались чокнутые всех мастей, политические безумцы, обычные бомжи из Гринвич-Виллидж, — вспоминал Джордж Макнил. — Как правило, они выметались из „Уолдорфа“ где-то в половине десятого вечера… Они убирались по своим делам… и мы наконец избавлялись от уродов, которые там зависали» [914] Oral history interview with Ludwig Sander, AAA-SI; George McNeil, interview by Jack Taylor. . И вот среди этой разношерстной толпы, в соседстве с ворами, оборванцами и головорезами, художники вели горячие дискуссии, которым суждено было изменить будущее искусства. А историки искусства вроде англичанина Герберта Рида еще раньше начали говорить о специфических проблемах, вставших перед художниками — завсегдатаями «Уолдорфа». В книге, опубликованной в 1945 г., Рид писал:

Если наша цивилизация не исчезнет полностью, послевоенный период непременно станет не менее, а более динамичным, нежели любой другой предыдущий этап в истории человечества, во всех сферах его деятельности…

Искусство, которое возникнет в результате спонтанного проявления духовной жизни такого общества, не будет иметь никаких очевидных связей с искусством в его нынешнем виде. Оно вберет в себя… вечную гармонию великого искусства, но будет таким оригинальным в своем внешнем выражении, что его первое воздействие неизбежно покажется революционным и на самом деле будет таковым…

И это весьма болезненный опыт: заниматься творчеством на таком уровне можно только за счет великих душевных мук [915] Herbert Read, The Politics of the Unpolitical , 77–79, 158. .