Впоследствии адюльтеры Элен с другими мужчинами ни для кого не будут тайной и станут неотъемлемой частью ее легенды. В конце концов они с Биллом перейдут на свободные отношения в стиле Челси, оставаясь «командой», но в сексуальном плане идя разными дорожками. О том периоде жизни Элен, когда они только поженились с Биллом, тоже рассказывали многочисленные истории, будто бы она прыгала в постель к разным мужчинам. Но, по словам Эдит Шлосс, ее подруга отнюдь не была неразборчивой. Эдит вспоминала:
Элен очень гордилась своим телом и никогда не стала бы отдаваться кому попало… она придерживалась даже более старомодных стандартов поведения, чем большинство из нас…
Она могла флиртовать с каждым мужчиной, попавшим в ее поле зрения, и действительно с удовольствием это делала. Элен в полной мере использовала все женские уловки, но идти до конца — это уже совсем другое дело. Вполне возможно, сильнее всего представителей противоположного пола в ней привлекали именно гордость и своеобразное девичье целомудрие.
В любом случае, как добавляла Эдит, все отношения Элен с другими мужчинами «не шли ни в какое сравнение с ее безграничной преданностью Биллу до конца жизни» [883] Schloss, «The Loft Generation», Edith Schloss Burckhardt Papers, Columbia, 271.
.
Харди скоро уехал из Провинстауна, но Элен оставалась там несколько месяцев, и в конце концов Билл отправился ее навестить. «Я сказала ему… „Ну что ты обижаешься, я считаю этого парня настоящей головной болью“», — вспоминала Элен о том, как она пыталась объяснить мужу свой поступок [884] Gruen, The Party’s Over Now , 210; Elaine de Kooning, interview by Minna Daniels, 29.
. Но он так и не простил ее, хоть и забрал из Провинстауна и привез обратно в Нью-Йорк. Де Кунинг тогда считал: узы, их связывающие, уже никогда не будут такими крепкими, как прежде. «Билл очень сердился на Элен. Он не переставал на нее злиться, — говорила Эрнестина. — Его страшно возмущал тот факт, что жена нарушила клятву» [885] Ernestine Lassaw, interview by author.
. Одно дело, что Элен оказалась совсем не той богиней домашнего уюта, образ которой Билл рисовал в воображении, когда на ней женился. Совсем другое — выставлять своих любовников напоказ. Мужу так поступать можно; Билл будет так делать. (Эдит, к которой де Кунинг приставал, говорила, что он был из тех мужчин, которые «всегда готовы к быстрому сексу» [886] Schloss, «The Loft Generation», Edith Schloss Burckhardt Papers, Columbia, 139–140, 144.
.) А жене определенно нельзя.
Пара вернулась в Нью-Йорк из Провинстауна в расстроенных чувствах и без денег, только чтобы по приезду обнаружить, что за это время их выселили с чердака. Хозяин сообщил, что здание продается и они должны съехать. Супруги задолжали за пять месяцев аренды, и не в их положении было спорить [887] Stevens and Swan , De Kooning , 214; Gruen, The Party’s Over Now , 210; Lieber, Reflections in the Studio , 26.
. Некогда Билл нарисовал в своем воображении «прекраснейший дом в мире», где он планировал жить с уравновешенной и хозяйственной американской женой. А теперь семейная жизнь, которую он так тщательно строил, лежала в руинах. Должно быть, в тот момент де Кунингу казалось, что он избран для всех несчастий мира. Но как раз тогда, когда Билл считал себя самым невезучим мужчиной на земле, к нему заглянул Милтон Резник. По иронии судьбы парень, которому Элен в свое время разбила сердце, оставив ради Билла, стал тем, кто его утешил. Очевидно, страдание на пару приносило мужчинам некоторое успокоение. Возможно, Милтону самому было полезно задуматься над чем-то столь обыденным, как чужие любовные страдания. Он 4,5 года отслужил в армии, пережив за это время пять военных кампаний. Последняя началась на второй день после высадки союзных войск в Европе.
Резник служил под командованием генерала Патона. Он возглавлял разведывательную группу, которая высадилась на побережье до того, как остальные войска двинулись глубже во Францию. Его подразделение в числе прочего проверяло местность на наличие мин, которые, если на них наступить, «разрывали тело в клочья». (По словам Резника, среди солдат ходили байки, что «если тебе оторвет пенис, русские уже придумали способ приделать другой, побольше… Знаете, это помогало» [888] Dorfman, Out of the Picture , 37–41; Milton Resnick and Pat Passlof, interview by Cynthia Nadelman, AAA-SI.
.) От такой работы нервы Милтона были напряжены до предела, и во время очередной миссии он «сломался». Его послали в немецкий штаб главного командования, расположенный в заброшенном замке. Пробравшись внутрь через окно, чтобы не нарваться на мину-ловушку, Милтон начал искать нужные документы, и поиски завели его в подвал. Когда Резник спускался, ступени со страшным треском проломились, и он провалился вниз, на сырой пол подвала. «Я прислонился к стене; я знал: я труп. Я не мог пошевелиться. Я ничего не мог сделать. Будто я уже умер. Я просто ждал. Но ничего не происходило… После того случая я уже никогда не был прежним. Это стало началом моего падения, все ниже, и ниже, и ниже. Мои нервы совсем развинтились. Вот что тогда случилось» [889] Dorfman, Out of the Picture , 38–41.
. Вернувшись к гражданской жизни, Резник по-прежнему не мог находиться в темноте, даже в темном зале кинотеатра [890] Stahr, «The Social Relations of Abstract Expressionism», 262.
. Он стал одним из тех, кому война нанесла непоправимый урон, кто стал из-за нее ущербным, «побывавшей в употреблении шиной». Эти люди слишком долго находились вдали от дома и видели слишком много страшного. Ларри Риверс после первой встречи с Резником в послевоенные годы написал в дневнике: «Создается впечатление, что этот человек попробовал жизни в самом трагическом ее смысле. Что бы ты ни говорил, что бы ни делал, это заставляет его страдать еще сильнее. От него разит уязвимостью и чувствительностью. Иногда кажется, что даже твое дыхание приводит к его страданиям» [891] Larry Rivers Journal, July 13, 1948, Larry Rivers Papers, MSS 293, Series II, Subseries A, Box 20, Folder 1, NYU.
.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу