Мэри Габриэль - Женщины Девятой улицы. Том 1 [Ли Краснер, Элен де Кунинг, Грейс Хартиган, Джоан Митчелл и Хелен Франкенталер - пять художниц и движение, изменившее современное искусство]

Билл сообщил Резнику, что их с Элен выселяют. Милтон в то время тоже искал жилье, и двое мужчин объединили усилия. В послевоенном Нью-Йорке с недвижимостью вообще было туго, а поток солдат, возвращавшихся с войны, сделал эту задачу практически неразрешимой [892] Dorfman, Out of the Picture , 41; oral history interview with James Brooks, AAA-SI; Brossard, The Scene Before You , 22. . В конце концов Милтон нашел квартиру на Кармин-стрит, недалеко от Седьмой авеню. А Биллу так ничего и не подвернулось. И тогда он сказал Милтону: «Слушай, Элен же нужно где-то жить» [893] Oral history interview with Milton Resnick, AAA-SI; Stevens and Swan, De Kooning , 214. . Милтон согласился отдать им квартиру. «Я позволил ей там поселиться», — сказал он, просто не способный отказать своей первой любви. «Тогда у [Билла] совсем не было денег, и я еще одолжил ему 200 долларов из военных выплат. Их мама получала за меня, пока я был за границей. Он, кстати, так и не вернул деньги. А я вскоре нашел другое жилье на Спринг-стрит». Когда Милтон пришел домой за вещами, отец спросил, что он собирается делать. «То же, что и раньше. Заниматься живописью». «Жаль, — ответил отец, — я уж было думал, что армия сделала тебя настоящим мужчиной» [894] Dorfman, Out of the Picture , 41, 81. .

Семьей Милтона Резника стали Билл и Элен. Он появился в их жизни в период, когда они решали, как спасти свой брак и возможно ли это в принципе. Вероятно, он даже помог им сохранить семью. Глядя на измученное страданиями лицо своего друга, совсем недавно такое красивое и ясное, супруги, возможно, осознали, насколько блекнут их проблемы по сравнению с тем, что пришлось пережить ему. Они любили друг друга, и это не изменилось. Но их любовь стала другой. Билл расстраивался и сердился. Элен же хотела свободы и настаивала на своем праве жить так, как ей нравилось, а муж этого желания не понимал. Но они смогли найти способ сохранить свой союз. Возможно, их путь был далеким от общепринятых норм. Но ведь ни сами супруги, ни люди, которых они любили и ценили, не были обычными и не следовали традициям. Билл и Элен являлись частью более широкого сообщества прекрасных, израненных душ, которые делали все для того, чтобы выжить и продолжать творить. Мазервелл назвал этот круг «духовным подпольем» [895] Ashton with Banach, The Writings of Robert Motherwell , 28. . По словам писателя Дуайта Макдональда, его члены доносили «скромные значимые истины до небольшой аудитории», передавая из уст в уста, а не «грандиозные пустые формулы до аудитории огромной» [896] Dwight Macdonald, «The Root Is Man, II», 194. Глава 13. 1919-й вернулся! . Первые годы брака де Кунингов пришлись на непростые послевоенные времена. Хотя со временем их жизненные пути разойдутся, все, кто знал эту пару, все равно будут считать их во многом единым целым. Но не в качестве семейной четы мистера и миссис Виллем де Кунинг, а как гораздо более прочный союз двух самостоятельных личностей — Билла и Элен. В середине 1940-х гг. они стали одним из двух центров притяжения для значительной части нью-йоркских абстракционистов, представителей движения, оказавшегося на пороге бурного развития. Во второй центр превратились Ли и Джексон Поллок.

Художники и интеллектуалы, ставшие свидетелями обеих мировых войн, не переставали поражаться сходству между Нью-Йорком сразу после Второй мировой войны и Парижем около 1919 г., то есть после Первой мировой войны. «Говорят, история никогда не повторяется. Но в этом случае… если не детали, то атмосфера, характер, судя по всему, те же самые, — писал философ Уильям Барретт, который много общался с художниками, изучал их и считал друзьями. — Впереди нас явно ждал период блеска и процветания, хоть мы и не могли предвидеть, как именно все будет». В 1946 г. в художественно-литературной среде царил настрой «предельной серьезности» [899] Barrett, The Truants , 31, 101; Anatole Broyard, Kafka Was the Rage , 8, 93. . Люди просто не могли не думать о том, приведет ли конец последней мировой войны к появлению книги, способной составить достойную конкуренцию «Улиссу» Джеймса Джойса, и начнут ли из нью-йоркских художественных мастерских выходить произведения искусства столь же великие, как работы представителей парижской школы. «Всех охватили чувства возвращения к жизни, потрясающего энтузиазма и любопытства, даже несмотря на ощущение неотвратимого рока, порождаемое только что закончившейся войной, — объяснял писатель Анатоль Броярд. — Нам предстояло совместное увлекательное приключение, связанное с попыткой быть или стать писателями либо художниками» [900] Broyard, Kafka Was the Rage , vii. .