Меня считают странным, Кэрол. Тебя это, наверное, удивляет. Странный сексуальный Фил – так зовут меня. Здесь нет психиатров, так что я не могу ни к кому обратиться; я все кручусь-верчусь, становясь все более странным. Постепенно все начинают понимать, что, несмотря на мою славу и мои великие книги, я несу определенную ответственность за все то, что знаю или к чему имею какое-то отношение.
Фил, проявляя черный юмор, письмо из Ванкувера к Кэрол Карр (март 1972 г.)
Теперь я живу простой жизнью; никто здесь (в округе Ориндж) не знает, что я был когда-то «торчком-хиппи» (как меня, бывало, называли)… и все же я скорблю о потере моей жены и ребенка от этого брака, которого я бы очень хотел увидеть, но не могу. Так или иначе, у нас с Тессой скоро будет новый ребенок […], и в этом надежда на то, что решение проблемы смерти старой жизни – закономерность и стихия, лежащая в основе формирования нового.
Фил, письмо (июль 1973 г.)
Я уже много говорила о нем и могу только добавить, что у нас была безумная романтическая любовь, которая чуть не убила нас обоих. Фил не был святым, и он мог временами быть очень жесток, но он любил меня больше, чем Данте любил Беатриче, и я боюсь, что это то, чего я никогда больше не найду.
Тесса Дик, письмо автору
Размышляя о самоубийстве в чужой стране, Фил решает, вместо того чтобы начать новую жизнь с нуля, отказаться от амфетаминов. Находит новую жену в округе Ориндж, пишет классическую трагедию о наркокультуре и делает вывод, что реальность «удивительно проста», как и его жизнь, которая снова перевернулась вверх тормашками
Фил появился в Ванкувере 16 февраля 1972 года и, к своему восхищению, был торжественно принят в качестве почетного гостя конвента.
В течение двух часов после прибытия Фил вселился в свой гостиничный номер и пошел в кабаре. На следующий день Университет Британской Колумбии провел шикарный факультетский клубный обед в его честь, на котором его речь The Android and the Human была встречена с энтузиазмом, как и через два дня, когда он прочтет ее перед аудиторией конвента. Майк Бейли, организатор конвента, который сопровождал Фила в его передвижениях, был удивлен энергией Фила, особенно после того, как в первый же вечер Фил тихо признался ему, что он не предполагает прожить долго или написать еще одну книгу.
На следующий же день на конвенте Фил стал как сумасшедший вращаться в обществе, сосредоточившись на женщинах. Все наперебой желали познакомиться с легендой НФ, о котором рассказывали странные истории. К концу первого дня Фил рассказывал людям, что решил остаться. Газета Vancouver Provence вышла с гордым заголовком: «Канада получает знаменитого писателя-фантаста».
The Android and the Human , речь Фила, вызвавшая аншлаг, была его сознательным усилием «подвести итог всей жизни – время все обдумать». В то время он думал, что это его самая важная работа; опять же, он сказал то же самое о «Пролейтесь…», «Помутнении» и «Валисе» сразу после их завершения. Android пробуждает нетерпеливый преобразовательный Zeitgeist шестидесятников, и это жизненно важный документ для тех, кто стремится понять Фила. Но Android – это также и «русские горки», которые бросают читателя с блестящих высот проницательности в головокружительные глубины наивности.
Речь началась с тонкого поворота основной посылки кибернетики, что полезно сравнивать поведение человека и машины: «Предположим, исследование нас самих, нашей собственной природы, позволят понять необыкновенно сложные функционирующие и неисправные механические и электронные конструкты?» Это привело Фила к вопросу, который всегда находился в сердце его фантастики: «Что в нашем поведении мы можем назвать особенным для человека?» Отличить «андроидное» от «человеческого» стало сложно, потому что «неаутентичная человеческая деятельность стала сейчас наукой государства и подобных агентств». В противовес таким «оруэлловским» манипуляциям Фил утверждает свою надежду в юном поколении. Он даже пророчествовал в «Помутнении»: «Эти дети, которых я знал, с которыми жил и которых до сих пор знаю, в Калифорнии и есть мои научно-фантастические рассказы о завтрашнем дне. […]» То, что Фил ценил в них, не было уличным протестом шестидесятников: «Политически активная молодежь, те, которые объединяются в различные общества с транспарантами и лозунгами, – для меня, однако, это обращение в прошлое, какими бы революционными эти лозунги ни были. Я имею в виду подлинные сущности каждого из них, то, что мы называем «его сутью». Источником их бунта – то, «что можно назвать чистым эгоизмом».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу