Лоуренс Сутин - Филип К. Дик. Жизнь и Всевышние вторжения

У Фила были веские основания бояться Налогового управления. О каком бы урегулировании он ни думал, оно скоро бы сорвалось. Продолжающийся аудит доходов Фила за 1964 и 1965 годы (он декларировал двенадцать тысяч и пять тысяч соответственно) приводил ко все более строгим штрафам. В сентябрьском письме 1967 года Фил умолял: «Сколько это может продолжаться? У меня почти не осталось денег». Но Фил мужественно бросился из огня да в полымя, когда подписал (вместе с пятью сотнями других авторов) петицию «Протест писателей и редакторов военным налогам» в февральском номере журнала Ramparts за 1968 год. Те, кто поставил свою подпись, выступали против войны во Вьетнаме и заявляли:

1) Никто из нас добровольно не заплатит предложенные 10 % надбавки к подоходному налогу или любое другое увеличение налога, направленное на военные цели.

2) Многие из нас не станут платить 23 % из нашего текущего подоходного налога, который используется для финансирования войны во Вьетнаме.

Положение Фила, которое позволяло ему влиять на общественное мнение без того, чтобы испытывать психологический стресс, покидая дом, тем не менее имело высокие персональные издержки: Налоговое управление реквизировало его автомобиль в 1969 году, а также непосредственно вызывало интенсивный, сохраняющийся страх. В одной записи в «Экзегезе» 1979 года Фил размышлял: «После этого я понимаю, что петиция в Ramparts , а затем мой отказ подавать налоговую декларацию до конца войны, все это было не просто антивоенным актом, инакомыслием или даже гражданским неповиновением, но прямым принесением в жертву моей свободы и литературной карьеры: наказание было неизбежно, словно для Иисуса, вошедшего в Иерусалим. И я знал это. К 1974 году я жил в страхе от того, что они арестуют меня […]».

Петиция в Ramparts не была единственным источником беспокойства Фила. Он предполагал, что каким-то образом случайно изобразил важную, исключительную государственную тайну в своем фантастическом произведении и попал под подозрение правительства. В этом отношении Фил больше всего опасался за две свои работы – особенно подозрительными были «Предпоследняя правда» (1964) (см. «Хронологический обзор») и «Вера отцов наших» – рассказ, написанный для научно-фантастической антологии Харлана Эллисона Dangerous Visions (1967), в котором изображен тоталитарный лидер, подобный Председателю Мао, скрывающий свою истинную форму, добавляя в питьевую воду населения дозы галлюциногенов. Фил позже обвинит Эллисона в том, что в «Предисловии» к «Вере» содержались искажения, которые угрожали репутации и безопасности Дика. Текст Эллисона включал следующий фрагмент:

Филип К. Дик годами озаряет свои собственные ландшафты, излучая иллюминацию мощными прожекторами своего воображения на terra incognita невероятных масштабов. Я просил Фила Дика, и я получил. Рассказ должен был быть написан об ЛСД и под его воздействием (по возможности). Ниже приводится, как и превосходный и необычный роман «Стигматы Палмера Элдрича», результат подобного галлюциногенного путешествия.

Эллисон вспоминает, что Фил уверял его – «Вера» и «Палмер Элдрич» были написаны под воздействием ЛСД; позднее письма от Лоуренса Эшмида – редактора издательства Doubleday, который руководил проектом Dangerous Visions , подтверждают, что Фил не вносил никаких изменений в верстку того самого предисловия. Сам Фил в своем послесловии 1967 года к рассказу не преминул отметить тему ЛСД (хотя там он не заявлял, что писал под действием этого препарата). Но во всех дальнейших переизданиях Dangerous Visions начиная с 1975 года в своем обновленном послесловии Фил настаивает, что на его текст «кислота» никак не влияла. Вполне вероятно, что это признание 1975 года достойно доверия, а то, о чем он говорил в 1967 году, – шутка, свойственная духу времени.

Несмотря на недавнее негодование, дружеские отношения Фила с Эллисоном, еще и подогреваемые частыми телефонными разговорами и встречами на вечеринках во время конвентов, продолжались. Эллисон, который к тому времени уже был одной из самых доминирующих фигур в НФ, усматривал в Филе одного из немногих писателей в этой области, чей пыл и талант превосходит его собственный:

Фил мне виделся как аутсайдер, одиночка, выполняющий священные миссии, ведомый безумием и демонами. Вот что тянуло меня к нему. Я знал, насколько мне это будет больно, но я крутой мелкий факер и я знал, как себя вести, – я знаю, как дать сдачи. Фил, как я думаю, еле барахтался в этих делах. Он не знал, как вести бизнес и как строить личную жизнь. Когда он садился за пишущую машинку, он был чистым и ясным, но мотивацией его работы было безумие. В остальное время он не мог выбросить из головы всю эту фигню. В основном из-за его чувства собственной социальной несостоятельности. У меня самого возникало странное чувство, что я, как писатель, не ровня ему, что он намного выше… что он из тех писателей, которых мне хотелось знать лично. У меня возникала параллель: я Сальери, глядящий на Моцарта.