Рональд Рейган - Жизнь по-американски

Позже в тот же день, на пленарном заседании с членами наших делегаций, мы снова столкнулись лоб в лоб по поводу стратегической оборонной инициативы. Горбачев без лишних слов предположил, что, когда я предлагал поделиться нашими исследованиями по проекту СОИ и открыть наши лаборатории Советам, чтобы они могли убедиться, действительно ли СОИ не предназначена для наступательных целей, я будто бы говорил неправду.

Ни одна страна не сделала бы этого, настаивал он, судя о других на примере собственной страны. Он, казалось, был убежден, что я пытаюсь подставить ножку Советам в гонке вооружений и использовать СОИ в качестве прикрытия для возможности нанесения наступательного первого удара по Советскому Союзу. Вновь он был так же упрям, как и я, и никто из нас не сошел со своих позиций.

Когда я поднял вопрос о советском вторжении в Афганистан, Горбачев ответил, что он лично ничего не знал об этом, пока не услышал передачу по радио, и утверждал, что это война, за которую он не несет ответственности и к которой относится без энтузиазма.

Я дал ему понять, что, каковы бы ни были ее корни, американский народ воспринимает советскую агрессию в Афганистане как пример посягательств большой страны на малую.

В тот вечер была наша очередь устраивать званый ужин. Во время ужина — так же, как это было прошлым вечером, когда советские хозяева нас развлекали, — я заметил, что Горбачев может быть теплым в отношениях и открытым в светской беседе, несмотря на то что несколько часов назад мнения у нас резко расходились. Он, может быть, несколько походил на Типа О’Нила. Он мог отпускать шутки в свой адрес и даже в адрес своей страны, и мне он нравился все больше.

Во время нашей последней деловой встречи несколько ранее в тот день мы с Горбачевым обсудили стиль совместного заявления по итогам встречи в верхах, в котором будет отмечено о нашем взаимном стремлении к 50-процентному сокращению ядерных вооружений и которое будет содержать ссылки на новые соглашения по культурному и дипломатическому обменам. Затем, как я записал в своем дневнике, "мы прервали встречу и наши команды отправились работать над заявлением. Мы вдвоем и переводчики зашли в небольшую комнату и прекратили рассказывать сказки". Он задал несколько вопросов о Голливуде, и мы обнаружили, что у нас были сходные ситуации в некоторые моменты общения со своей бюрократией. Мы разговаривали около часа с глазу на глаз, потом зашли члены наших делегаций, чтобы показать нам то, что уже было согласовано, и над чем еще предстоит поработать. Затем мы сделали перерыв, чтобы подготовиться к приему у президента Швейцарии.

Затем мы с Нэнси принимали Горбачевых на той самой вилле, которая служила нам временным домом в Женеве. После ужина мы перешли в гостиную, чтобы поговорить за чашкой кофе. Вскоре после того, как мы сели, прибыли руководители делегаций с обеих сторон, которые работали в другом здании над заявлением, и сообщили, что у них уже голова пухнет от проблемы языка, которым должен быть написан окончательный документ. Советская сторона хотела изменить что-то, о чем ранее уже была достигнута договоренность. Джордж Шульц был сильно рассержен этими новыми изменениями. Он утверждал, что советская сторона несет ответственность за возникшую проблему, и обратился прямо к Горбачеву: "Господин генеральный секретарь. Этот человек не соблюдает договоренности, достигнутой ранее вами и президентом Рейганом, и, если мы не придем к соглашению, это будет его вина". Не моргнув и глазом, Горбачев повернулся к своему человеку и сказал: "Делайте так, как мы говорили", — показывая тем самым, что он человек, уверенный в себе и в своей власти.

Когда мы с Нэнси вернулись в спальню после ужина, я, едва взглянув на стеклянный аквариум в комнате, промолвил: "О Боже!"

Дети, которые жили в этом доме, просили меня кормить их рыбок. Я так и делал, но одна из рыбок уснула. Может быть, я недостаточно кормил рыбку, а может, перекормил ее? Как бы то ни было, она умерла на моих глазах, и я нес за это ответственность. Я попросил своих помощников положить мертвую рыбку в коробку и пойти в зоомагазин в Женеве, чтобы узнать, можно ли найти точно такую же. К счастью, они нашли двух подходящих, я опустил их в воду и написал письмо детям, рассказав обо всем, что произошло.

На следующий день Горбачев и я огласили наше совместное заявление, и мы с Нэнси вернулись в Вашингтон через Брюссель, где я коротко рассказал о встрече министрам НАТО. Когда мы летели домой, я чувствовал себя хорошо: Горбачев был жестким, твердо верил в преимущества коммунизма над капитализмом, но почти через пять лет я наконец встретил советского лидера, с которым можно разговаривать.