Рональд Рейган - Жизнь по-американски

Тогда мне это не пришло в голову, но позже я вспомнил еще кое-что о том, каким видел Горбачева в Женеве: ни разу во время наших частных бесед или пленарных заседаний он не выказал поддержку старой марксистско-ленинской идее о всемирном коммунистическом государстве или брежневской доктрине советского экспансионизма. Он был первым из знакомых мне советских лидеров, который не сделал этого.

Как только мы добрались домой после почти 24-часового путешествия без сна, я выступил на объединенном собрании конгресса. Я доложил, что мы положили хорошее начало улучшению наших отношений с Советами и что женевская встреча дает надежду на будущее. "Не могу сказать, что наши позиции совпали по таким фундаментальным вопросам, как идеология или национальные устремления, — сказал я, — но мы поняли друг друга лучше, а это — ключ к миру… Впереди у нас долгий путь, но мы идем в правильном направлении…"

Полагаю, воодушевленное приветствие и топот в зале палаты представителей в тот вечер, когда я сделал свой доклад по Женеве, были выражением чувств всех народов мира, которые разделяли надежду на продолжение мира в ядерный век. После я записал в своем дневнике: "Мне не оказывали такого приема с тех пор, как в меня стреляли".

Мы положили начало, но, как нам пришлось потом убедиться, такая эйфория оказалась преждевременной.

Нa четвертый день по возвращении из Женевы Джордж Шульц снова объявил о своем желании уйти в отставку; он явно перегорел на интенсивной работе и, по моим предположениям, все больше уставал от стычек с Кэпом Уайнбергером. Как и прежде, я ответил, что хочу, чтобы он оставался на своем посту до тех пор, пока я нахожусь в Белом доме, но не буду пытаться отговаривать его от отставки. И снова Джордж выказал свой патриотизм: вместо ухода в отставку накануне подготовки к продолжению процесса, начатого в Женеве, он заявил, что остается на посту. А в последующие три года он неоднократно доказывал, что был одним из самых лучших государственных секретарей за всю историю нашей страны.

Спустя неделю после Женевы я направил Горбачеву письмо, написанное собственноручно, в котором попытался продолжить разговор, начатый с ним наедине у камина, и преодолеть его невосприятие программы СОИ. Вот это письмо:

"Уважаемый Генеральный секретарь Горбачев!

Теперь, когда мы вернулись домой и занялись решением задачи, как повести наши страны к установлению более конструктивных отношений друг с другом, мне не хотелось бы тратить время на разъяснение моих первоначальных мыслей, касающихся наших с Вами бесед. Хотя вскоре я и направлю Вам свои подробные соображения, выраженные в более официальной форме, вот несколько положений, которые мне хотелось бы изложить в неофициальном, личном порядке.

Прежде всего хочу, чтобы Вы знали, что я расцениваю наши встречи чрезвычайно высоко. Мы договорились высказываться честно и открыто, и так оно и было. В итоге я уехал с женевской встречи с лучшим пониманием Вашего подхода. Надеюсь, Вы тоже стали понимать меня лучше. Само собой разумеется, во многом мы по-прежнему расходимся, и расходимся довольно основательно. Но, если я понимаю Вас правильно, Вы тоже преисполнены решимости предпринимать шаги к тому, чтобы наши народы строили свои отношения на мирной основе. Если это так, то это по меньшей мере один из пунктов, по которому мы находимся в полном согласии, но зато в конечном счете самый важный пункт из всех.

Что касается наших существенных разногласий, то позвольте мне высказать одно-два из моих собственных соображений на этот счет.

В вопросе стратегической обороны и ее влияния на сокращение наступательных ядерных вооружений я был озадачен Вашим предубеждением, что американская программа каким-то образом предназначена для достижения стратегического преимущества или даже для того, чтобы иметь возможность нанести первый удар. Я заметил также Вашу озабоченность тем, как бы под видом исследований и испытаний оружия по программе СОИ не оказались бы разработаны и размещены в космосе наступательные вооружения.

Как я сказал Вам, Ваше беспокойство не имеет под собой оснований. Но я могу понять, и Вы разъясняли мне это весьма красноречиво, что есть такие вопросы, которые нельзя принимать на веру. Согласен, что мы оба обязаны знать, что делает другая сторона, и рассматривать ее мероприятия с точки зрения безопасности своей страны. Я не прошу Вас принимать мои заявления на веру.