Рональд Рейган - Жизнь по-американски

Джим Брейди — этот забавный и независимый человек, такой же одаренный и милый, как и все сотрудники Белого дома, был без сознания. Когда его провезли мимо в операционную, кто-то сказал мне, что он ранен настолько серьезно, что, вероятно, не выживет; я помолился за него. Я чувствовал, что не могу просить Бога помочь вылечить Джима, остальных и меня и одновременно испытывать ненависть к стрелявшему в нас человеку, поэтому я молча просил Бога помочь ему справиться с дьяволами, которые подтолкнули его к этому поступку.

По мере того как мне все больше рассказывали о случившемся, я начал понимать, что, бросившись на меня сверху, Джерри Парр тем самым бесстрашно подставлял под пули себя, чтобы спасти мою жизнь, и мне было стыдно, что тогда я ворчал на него. Как и Джерри, Тим Маккарти также храбро закрыл меня собой. Через несколько недель мне показали телевизионную запись того, что произошло. В тот самый момент, когда меня толкали в машину, там, напротив камеры, непосредственно между мной и стрелявшим, раскинув руки, чтобы закрыть большее пространство, встал Тим Маккарти. Пуля попала ему прямо в грудь. Слава Всевышнему, что он жив.

Я благодарил Господа за то, что он и все остальные сделали для меня, и в ожидании операции вспоминал, как неделю назад был в театре Форда, и мысли, проносившиеся в моей голове при взгляде на задрапированную американским флагом ложу, в которой погиб Линкольн. Да, даже имея самую совершенную охрану в мире, наверное, невозможно обеспечить полную безопасность президента. Мне помогла не только самоотверженность этих двух людей, по какой-то причине Господь ниспослал мне свое благословение и позволил жить дальше.

Пуля Джона Хинкли, вероятнее всего, настигла меня в середине своей траектории в тот момент, когда Джерри Парр толкнул меня в машину. Когда пулю извлекли, мне показали ее. Она была похожа на пятицентовик, черный с одной стороны, пуля сплющилась в маленький диск и сохранила следы краски от лимузина. Сначала пуля ударилась о машину, затем рикошетом проскочила через узкую щель между кузовом и дверным шарнирным соединением и вошла в меня под левой рукой, оставив маленький порез, как от ножевой раны.

Мне всегда говорили, что нет боли мучительней, чем от сломанного ребра; когда Джерри навалился на меня всей тяжестью, я подумал, что он сломал мне ребро. Но в действительности я почувствовал не его вес; как мне объяснили врачи, пуля ударила в край ребра, затем, перевернувшись, как монета, прошла вниз по легкому и остановилась менее чем в дюйме от сердца.

Как я уже сказал, кто-то охранял меня в тот день.

Несколько раз, когда я должен был быть среди людей, охрана заставляла меня надевать пуленепробиваемый жилет. В тот день, несмотря на то что я собирался выступать перед некоторым количеством твердолобых демократов, которые были весьма невысокого мнения о моей программе экономического обновления, никто не думал о необходимости надевать защитный жилет — ведь мне надо было пройти до машины всего тридцать футов.

В "Хилтоне" я не заметил Хинкли, снаружи здания была только толпа репортеров. В больнице мне рассказали, что он когда-то посмотрел фильм "Таксист" и влюбился в одну из актрис, а потом стал колесить за ней по стране, надеясь встретиться и рассказать о своих чувствах. Я никогда не видел этого фильма, но мне рассказывали, что там есть сцена со стрельбой. По какой-то причине Хинкли решил взять пистолет и убить кого-нибудь, чтобы продемонстрировать свою любовь.

Мне также сказали, что он замышлял убить Джимми Картера и выследил его, взяв с собой пистолет туда, где должен был быть Картер, но возможности выстрелить не представилось, поэтому он выстрелил в меня. Это был запутавшийся в жизни молодой человек, причем из хорошей семьи. В ту пору я просил Господа направить его на путь истинный и по сей день прошу Его об этом.

Вернувшись из больницы в Белый дом, я сделал в дневнике запись о покушении, которая кончалась словами: "Что бы ни случилось теперь, жизнью своею я обязан Господу и постараюсь служить Ему по мере своих сил".

За мной прекрасно ухаживали в больнице университета Джорджа Вашингтона, до конца жизни я буду бесконечно благодарен за это. Но уже очень скоро я стал думать о том, чтобы поскорее встать на ноги, вернуться домой и вновь начать работать; боюсь, что далеко не всегда был послушным пациентом. Однажды, когда у меня все еще был постельный режим и я лежал с капельницей, мне понадобилось выйти в туалет. Я не хотел беспокоить сестер, встал и покатил за собой капельницу. Когда сестры увидели это, они отругали меня, но я убедил их позволять мне вставать почаще, и очень скоро мне разрешили выходить в коридор и немного ходить для разминки. Я решил, что, когда придет время выписываться, я уйду пешком сам, что я и сделал.