Составитель-Дмитрий Нич - Варлам Шаламов в свидетельствах современников

– «...ГУЛАГ» — это проявление очень хорошего организационного редакторского дара Солженицына. Им самим, по-видимому, написана глава, совпадающая в большой степени с главами «В круге первом»: как человек попадает на Лубянку в первый раз, как его раздевают там и так далее. Это очень хорошо написано в романе, ещё лучше, мне кажется, в этой главе в «Архипелаге». Другие части содержат в почти не изменённом виде куски, написанные, скажем, академиком Лихачёвым о Соловках, куски, написанные Белинковым о его испытаниях в лагере. Я говорю о том, что я достоверно знаю. Солженицын сумел эти разнородные тексты, не очень меняя, объединить вместе. Такая коллективная работа, конечно, имела огромное историческое значение, я думаю, как историческое свидетельство, «Архипелаг...», конечно, очень ценное собрание материалов разных людей. Повторяю, их было примерно триста человек. И Солженицын так эффективно нас всех использовал, хорошо собрал всех вместе. Я думаю, его роль как документалиста-историка со временем будет оценена. Конечно, желательно было бы подробнее изучить, кто что написал, и это пока можно, вероятно, сделать. Я по своему опыту знаю, что Солженицын очень мало менял тот текст, который ему давали. Поэтому на основании этого текста судить, что думал сам Солженицын, не очень легко, потому что это всё-таки комбинация произведений разных авторов, их воспоминаний и свидетельств. А что касается основного противопоставления Солженицына и Шаламова, оно было многосторонним, я согласен с этим, оно не касалось только проблемы того, что происходит с человеком в лагере. Оно касалось и поведения после лагеря. И в частности, Солженицын и Шаламов, конечно, очень отличались в том, как нужно отнестись к публикации своих произведений и их использованию за границей. Для меня поразителен тот факт, что Солженицын на полном серьёзе упрекал Ленина, которого я считаю гениальным политическим теоретиком: он предсказал весь современный глобальный капитализм, уже за одно это занял подобающее место в истории политической мысли и истории России, поэтому нельзя о нём судить так примитивно, как это делает Солженицын или Сокуров в фильме, который не имеет вообще никаких исторических оснований. Солженицын обвиняет Ленина в том, что Ленин взял деньги у немецкого Генерального штаба. Скажите, а чем это отличается от того, что сам Солженицын, по-видимому, получил огромные деньги от ЦРУ на публикацию своих произведений? Когда Шаламов обращается в ненапечатанном письме к Солженицыну и говорит ему: «Вы были орудием в холодной войне», он формулирует это правильно. Я думаю, что пришло время об этом говорить. Мы не должны считать, что мы обязаны соблюдать социальные табу. Да, Солженицын сидел в лагере. Я сам относился к нему с симпатией. Он произвёл ряд таких действий, которые меня настроили чрезвычайно против него, не могу это скрывать. Считаю его человеком фальшивым и во многом не соответствующим той роли, которую он в таком карнавале на себя напялил. И надеюсь, что история во всём этом разберётся. Но Шаламов имеет то достоинство, что он одним из первых понял эту фальшивую суть многих поступков Солженицына.

– Что Вам известно о причинах разрыва Бориса Леонидовича и Варлама Тихоновича? Вначале они были очень близки, но потом их общение прекратилось.

– Мне неизвестно ничего. Всё, что я знаю об Ольге Всеволодовне, преимущественно крайне негативного свойства, я опубликовал в своих воспоминаниях о Пастернаке, которые сейчас полностью напечатаны в журнале «Звезда» в 2009-2010 гг. Дочка Ольги Всеволодовны, с которой я дружил в те пастернаковские годы, Ира Емельянова, на меня обижена и писала даже письмо в «Звезду», хотела поймать меня на каких-то ошибках – но это её дело. Но я допускаю, что Ольга Всеволодовна, которая знала Шаламова, по каким-то причинам не хотела продолжения его общения с Борисом Леонидовичем. Я в своих воспоминаниях привожу некоторые примеры того, как при мне несколько раз Ольга Всеволодовна плохо говорила о каких-то людях, явно пытаясь повлиять на Бориса Леонидовича в смысле ухудшения его отношения к близким друзьям (я её не так много видел, в частности в присутствии Пастернака; он меня с ней познакомил, когда наступили эти тяжёлые дни, сказав, что мало ли что с ним случится, он хочет, чтобы близкие ему люди знали друг друга). Иногда она добивалась кое-чего, я такие ситуации видел. Но было ли это в отношении Шаламова? Там много оснований есть предположить, что было. Хотя я никаких подробностей не знаю и подозреваю, что очень мало кто знает эти подробности. Вообще говоря, об Ивинской, как ни удивительно, довольно мало известно, существует определённое табу, и даже в местами очень хорошей книге Быкова о Пастернаке то, что написано об Ивинской, по-моему, совсем не достоверно – особенно там, где он напрасно верит ее мемуарам, полных если не откровенного вранья, то преднамеренных умолчаний.