Дмитрий Медведев - Уинстон Черчилль. Против течения. Оратор. Историк. Публицист. 1929-1939

Как и другие произведения Черчилля, «Мои ранние годы», разумеется, способны привлечь внимание современного читателя не только формой, но и содержанием. В книге объективно и увлекательно описаны условия, в которых воспитывался будущий политик; представлены люди, которые окружали его в детстве; дана оценка отношениям, которые сложились у него с родителями. Последнее особенно важно, поскольку о своей матери, которую Черчилль очень любил и которая оказала значительное влияние на становление его личности, он до этого практически не высказывался публично.

Не менее интригующе выглядит его мнение об отце. В 1906 году он уже написал о нем двухтомную биографию. С тех пор прошло четверть века. Многое изменилось. Изменился и сам Черчилль, а также его взгляд на лорда Рандольфа. Нет, он не стал любить и почитать отца меньше, зато стал его лучше понимать. Понимать, что, несмотря на сложные отношения, для которых были нередки проявления отцовского недовольства, Черчилль-старший все-таки любил сына: «Перечитывая сейчас его письма ко мне, со всем прилежанием писанные, по обычаю того времени, собственной рукой, я понимаю наконец, как много он думал и как сильно тревожился обо мне. И безумно сожалею, что нам не довелось пожить вместе и по-настоящему узнать друг друга» [176] Черчилль У.С. Указ. соч. С. 53. .

Задумывался Черчилль и над карьерой отца, над его стремительным взлетом и неожиданным падением. Он подробно изучил и детально описал это ранее, но опыт прожитых лет позволял ему теперь по-иному увидеть те трагические события декабря 1886 года, когда скоропалительное решение лорда Рандольфа о добровольной отставке с поста министра финансов положило конец его политической карьере. «Сейчас я вижу отца немного в другом свете, нежели в те дни, когда писал его биографию, — признает Черчилль в мемуарах. — Я давно перешагнул возраст, в котором он умер. Мне более чем очевидно, что его отставка носила фатальный характер». Она оказалась не только недостаточно продуманной, но и куда важнее — несвоевременной. Теперь Черчилль понимал, что, предъявив ультиматум премьер-министру, его отец поставил личные амбиции против внешней необходимости. Результат был предсказуем [177] См.: Там же. С. 51–52. .

Авторам свойственно «примерять» своих героев на себя. Черчилль не был исключением. Он видел себя в лорде Рандольфе в 1902–1905 годах, когда активно работал над его биографией. Он видел себя в отце и сейчас, на рубеже третьего и четвертого десятилетий XX века, когда вспоминал собственные молодые годы. Личность была одна, но образы разные. Если в начале политической карьеры он представлял себя молодым бунтарем-одиночкой, который благодаря выдающимся качествам преодолевает инертность середнячков и заслуженно пробивается наверх, то в 1930-х годах это был уже прошедший через множество терний государственный деятель, больше смотрящий в прошлое, чем в будущее. И хотя он вновь один и вновь в борьбе с серой политической массой, его все чаще посещает неприятный вопрос: неужели пик карьеры уже пройден? «Утраченные позиции невозвратимы, — пессимистично констатирует он в автобиографии. — Человек может подняться на новую высоту в пятьдесят — шестьдесят лет, но никогда не займет вновь ту, которую потерял в тридцать — сорок» [178] Там же. С. 52. .

Не меньший интерес заслуживает описание Черчиллем собственного детства. Для него это был относительно новый опыт погружения в прошлое. Как правило, обращаясь к событиям минувших дней, он касался недавних эпизодов. Здесь же кинопленка жизни отматывалась на тридцать — сорок лет назад. Обычно в таких случаях память способна сыграть злую шутку, выдавая желаемое за действительное и сильно искажая реальность. Черчилль, прекрасно понимая это, сам показывает мнемоническую ограниченность на примере восприятия Охотничьего домика в Дублине, где он жил с родителями во второй половине 1870-х годов. Тогда это здание представлялось ему «длинным приземистым строением белого цвета, с газоном вокруг — чуть не с Трафальгарскую площадь, в кольце дремучего леса, в миле от резиденции вице-короля». Пройдет много лет, и Черчилль, вновь посетив это место, с удивлением обнаружит, что «газон имеет всего шестьдесят ярдов в поперечнике», а «лес — не более чем кустарник» [179] См.: Там же. С. 13. , да и от резиденции вице-короля, где он остановился, дорога заняла у него всего минуту.

По мнению Роя Дженкинса, «Мои ранние годы» особенно привлекательны тем, что «создавались не для доказательства какой-то точки зрения или продвижения какой-то теории, а для развлечения» [180] См.: Jenkins R. Ор. cit. Р. 420. . По сути, лорд Дженкинс прав — в своих мемуарах Черчилль действительно не загружает читателя апологией какой-то фундаментальной идеи и не навязывает свое мнение по какому-либо животрепещущему вопросу государственного значения. И тем не менее Черчилль не был бы Черчиллем, если бы, даже описывая свое детство, не сумел (или не захотел) высказать значимую для него мысль.