Дмитрий Медведев - Уинстон Черчилль. Против течения. Оратор. Историк. Публицист. 1929-1939

Как и во множестве других эпизодов, Черчилль описывал на примере своего предка то, что воплощал в собственной жизни. «Гармония интересов» была его личной программой действий с самого начала политической карьеры. Уже с первых лет заседаний в парламенте в 1900-х годах эта особенность не смогла скрыться от взгляда проницательных журналистов. Один из них, Эдвард Гарольд Бегби (1871–1929), писал в далеком 1905 году: «Мистер Черчилль амбициозный политик. Планируя свое будущее, он одинаково озабочен как процветанием мистера Черчилля, так и успехами Британской империи» [1329] BegbieE.H. Master Workers. P. 174. .

Подобная «гармония интересов» может показаться несколько банальной. Но это еще не самое страшное. В конце концов, для Черчилля она работала, и степень ее усложненности не столь принципиальна. Иначе обстоит дело с другим, более опасным звеном в цепи этой теории. На какие не только добродетельные, но и разрушительные поступки способен человек, если уверует в то, что его интересы и интересы государства совпадают и что, поступая на благо себе, он увеличивает благосостояние своей страны? Черчилль дает ответ и на этот вопрос. Он признает, что приобретение и использование власти в «достойных целях» относится к «одним из самых благородных человеческих устремлений» [1330] Cm.: Churchill WS. Op. cit. P. 919. . Люди власти не отличаются альтруизмом. Более того, «разумная забота о собственных интересах не является пороком». Другое дело, когда удовлетворение «личных потребностей приобретает рабскую и беспощадную форму» или когда «оно перевешивает все остальные» стремления [1331] Cm.: Ibid. Vol. 1. P. 322. . Но тем и определяется величие личности, что, оказавшись на Олимпе, она способна принести в жертву свои персональные желания [1332] Cm.: Weidhorn Μ. Op. cit. P. 123; Churchill WS. Op. cit. Book. II. Vol. 3. P. 154. .

Постулируемая Черчиллем идея фактически сводится к тому, что, поднимаясь на определенный уровень, человек потому и достигает вершины, что становится выше привязанностей личного характера и интересов эгоистичной направленности. По сути, он воскрешает практику pluralis majestatis {71} 71 Множественное величие (лат.). с ее отказом от личного и слиянием с представляемой организацией, социумом или даже страной. Последнее подчеркивается в том числе и формой обращения с заменой местоимения первого лица единственного числа на множественное. Царь, король, султан, понтифик — никогда не говорят «я», только — «мы».

С какой бы стороны исследователь ни подходил к «Мальборо», неизменным останется одно — вся тетралогия отмечена печатью черчиллевского мировоззрения. Британский политик чувствовал себя неуютно, скрывая свои мысли и сдерживая поток своих рассуждений. Поэтому он щедро делится своим мнением по самому широкому кругу вопросов, рассматривая то или иное явление в жизни предка. Так, например, стало с разбором известного эпизода про предательство короля Якова II. Внимательное чтение этого фрагмента может поведать о Черчилле гораздо больше, чем о Мальборо. Не опасаясь за собственную репутацию, он смело пускается в обсуждение тонкого и сложного вопроса предательства. В его понимании, верность стране и исповедуемым убеждениям выше верности отдельной личности. Даже если эта личность — король, даже если эта личность — твой благодетель, даже если с этой личностью тебя связывают многие годы близкого сотрудничества и дружбы [1333] Cm.: Ibid. Book. I. Vol. 1. P. 221, 297, 252. . Куда большим вероломством для Черчилля являются отсутствие принципов и поддержка любого расклада, лишь бы самому находиться в гуще событий [1334] Cm.: Ibid. P. 243. .

Черчилль поднимал и более фундаментальные вопросы. Например, он коснулся давно не дающего ему покоя вопроса соотношения коллективного и индивидуального начал в истории. На первый взгляд описываемая им эпоха была не самой удачной для разработки этой темы. Он сам признавал, что два с половиной века назад «огромное население было контролируемо, и его жизнь определялась всего несколькими тысячами благородными и образованными» представителями высшего света. Это было время, в котором «отсутствовало сознательное массовое движение» [1335] Cm.: Ibid. Book. II. Vol. 4. P. 558. . Политическая структура отличалась «массивностью и непоколебимостью». Во главе стран стояли «неусыпные и ревнивые патриции, настолько же гордые, как любой правитель Рима или Венеции». Обычные граждане не имели права голоса. А многие социальные всплески, с которыми «нас познакомили французская революция и Наполеон», тогда даже не были возможны [1336] Cm.: Ibid. Book. I. Vol. 2. P. 510. .