Вадим Абдрашитов - Портрет поздней империи. Андрей Битов

Что касается кино, там еще больше деформаций, потому что появляется физическая реальность в виде изображения — она уже уводит от первоисточника. Даже не могу представить, кто из режиссеров мог бы сейчас заинтересоваться прозой Битова. Может быть, кто-то из молодых. Молодые мозги иначе устроены, они не отягощены, не законсервированы… На нас же столько висяков — и своих, и приобретенных, и идеологических, и каких угодно… Но мы же артисты, поденки — утром вылетели, и к вечеру нас уже нет. Еще, не дай бог, подлетел к фонарику, обжегся и вообще в полдень подох… И режиссура — как определенная фаза развития, как отражение социума, как печать яркой неординарной личности, она фиксируется.

Сейчас бы уже не посмел пожелать играть что-нибудь из Битова. Для меня сейчас это уже невозможно, нереально. Я слишком слаб и мал. Я не прыгаю на семь метров в длину. Вот не прыгаю — и все. Даже разбегаться не буду.

© З. Богуславская

Всегда чтила Андрея Георгиевича Битова как писателя необычайно яркой индивидуальности, с которым, кажется, мы были знакомы всю жизнь. Наша дружба началась, когда он уже был очень знаменит как автор «Пушкинского дома», президент Русского ПЕН-центра. Он был соседом по Переделкину и, собственно, партнером совместных «тусовок» и всяких общественных союзов.

Общение с ним было пиршеством новых идей и мыслей, словарного запаса и просто таланта, которые выплескивались из каждого его рассказа, диалога или пересказа. Нас связывала верность людям, обещаниям, убеждениям, деловым обязательствам, преданность идеям и высказываниям, относящимся к катаклизмам времени. Я бесконечно училась у него поведению в сложных ситуациях, слушала его предостережения в любом разговоре, находилась под обаянием его ума и словесного богатства.

А. Г. Битов участвовал почти во всех учрежденных мной организациях, в том числе, конечно, писательских (не буду перечислять). Был членом жюри созданной по моему проекту премии «Триумф» среди самых известных людей культуры. В него входили Олег Табаков, Вадим Абдрашитов, Андрей Вознесенский, Алла Демидова, Михаил Жванецкий, Инна Чурикова, Владимир Васильев, Александр Кабаков, Владимир Спиваков, Олег Меньшиков, Владимир Познер, Эрнст Неизвестный, Дмитрий Бертман, Юрий Башмет и другие. Трудно сегодня объяснить и поверить, как тесно было сотрудничество и взаимодействие личностей, приверженных созданию нового объекта культуры, как важно было соединить людей «под крышей» единой проблемой или идеей. Подобное сотрудничество связывало намного теснее, чем родство, общая деятельность или общее местоположение.

Премия «Триумф» — финансово крупный смотр частного разлива — вынуждал кривиться официальные круги, но для людей искусства это была желанная и престижная награда. Наши первые пять лауреатов если и не находились под прямым запретом, то уж точно были в статусе гонимых. Сергей Аверинцев, Нина Ананиашвили, Дмитрий Краснопевцев, Лев Додин и Татьяна Шестакова, Альфред Шнитке — все крупные имена, в начале девяностых возразить против них напрямую было уже невозможно, но государство немного поежилось, когда мы выдвинули их на первый план. Мы проработали без малого двадцать лет, голосовали неукоснительно тайно даже друг от друга, чтобы исключить любой момент симпатии и дружбы.

У нас с Андреем Георгиевичем сложились доверительные отношения: я была в курсе его личных и профессиональных дел. Мне многие доверяли, я была вместилищем и кладовой огромного числа тайн членов жюри − наверное, потому, что никогда не болтала.

Мы сблизились с А. Г. Битовым в общении и понимании, но было одно свойство, загадочное в его закрытости и поведении, которое для меня оставалось тайной. Очень поздно я поняла, в чем было это свойство, которое с новой стороны осветило его личность. Мне довелось прочитать какой-то рассказ Андрея Георгиевича, где затрагивалась тема детства. Было удивительно, что этот отрезок жизни, эту пору созревания, человеческого состояния он почитал столь высоко. У него оказалось множество высказываний, именно связанных с этим периодом, точнее с периодом формирования характера и тем коллективом, который влияет на жизнь в возрасте от 5 до 13 лет. Когда он касался понятия детства, в его высказываниях звучали такие нежные, такие трепетные интонации, которые встречаются редко у других людей. Казалось бы, брутальный, жесткий в оценках, отстаивании идеологических убеждений художник — почти сентиментален в обращении к нежной поре. Подобных случайностей не бывает. Что-то очень будоражащее отпечаталось в сознании писателя надолго.