Чак Паланик - На затравку. Моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось

Вы, наверное, думаете, что я спятил? Хуже того: думаете, я вру? В тот долгий миг, когда мира не было, а я парил в бесконечном ничто, со мной разговаривала бабушка. Да, ее голос мог быть плодом моего воображения, но откуда берутся такие фантазии? Понятия не имею. Однако в ту секунду моя бабушка произнесла: «Вот зачем мы живем. Мы приходим в этот мир ради таких приключений».

Миг, после которого все изменилось .

Героинщики притворялись. Они были не под кайфом, нет. Во время ужина весь стол спорил о том, как подарить мне этот опыт. Они хотели во что бы то ни стало устроить мне такое приключение, пока я в Париже. Разумеется, они знали, как я устал, какой у меня напряженный график – и что увидеть город мне не удастся. Поэтому редактор и ее друзья подстроили все так, чтобы я очутился на этом самом месте ровно в полночь, когда на Эйфелевой башне выключат свет. Они нарочно подначивали меня за столом, дразнили, не давали спать – чтобы разозлить как следует. Странное поведение на дороге, задержки на светофорах, все это было затеяно для того, чтобы приехать на Марсово поле аккурат к полуночи.

Побег от полиции тоже был инсценирован, чтобы я, запыхавшийся, оказался в полночь ровно на этом месте. Даже полисмены сообразили что к чему. Один я ни о чем не подозревал.

Эти незнакомцы, которых я успел возненавидеть всей душой, в городе, который вызывал во мне лишь страх и презрение, нарочно бросили мне вызов. Они довели меня до ручки, чтобы в конечном счете подарить немыслимую радость.

Мы, бывшие ученики, приглядываем за Томом. Кто-то из нас заходит к нему в гости, а потом рассказывает остальным, помнит ли он свое имя. Похудел ли. Пишет ли снова. Каждый писатель неизбежно попадает в истории других писателей.

Хочу, чтобы вы понимали: занятия у Тома приносили людям не только радость. Учеников, которые хотели в одночасье прославиться, ждало разочарование, и потом они набрасывались на него с укорами. Не так давно одна молодая писательница обвинила Тома в шовинизме: якобы все свое внимание он уделял авторам мужского пола. Она устроила целую кампанию, призывая остальных учениц бросить его курсы.

А еще недавно выяснилось, что один сотрудник моего литературного агентства – того же агентства, что представляло интересы Тома, – годами присваивал себе деньги. Деньги Тома, деньги Эдварда Гори, деньги Марио Пьюзо, мои деньги… Миллионы долларов. Вот до чего доводит пренебрежение собственными финансами.

Агентство исчезло. Хотя вор сел в тюрьму, денег так и не нашли.

Это не самый счастливый финал, признаю. Но за одним финалом всегда следует другой. Ладно хоть это я вам сказал.

Своего ученика я попросил бы обдумать еще один момент.

Вдруг наши гнев и страх безосновательны и напрасны? Вдруг события разворачиваются так, чтобы рано или поздно привести нас к радости, о которой мы не могли даже помыслить?

Пожалуйста, подумайте над тем, чтобы сделать свой следующий финал счастливым.

«Призраки», Чак Паланик. Перевод Т. Покидаевой. ( Здесь и далее прим. перев. )

«Пигмей», Чак Паланик. Перевод Н. Красникова.

«Всякий раз, уходя, ты забираешь с собой кусок мяса» (англ.) На самом деле в песне поется «peace of me» (досл.: «кусок меня», частичку моей души), то есть автору песни тяжело расставаться с девушкой.

При переводе названия рассказа (на русский он, судя по всему, не переводился) переводчик данной книги позволил себе хулиганство. Оригинальное название – это исковерканная цитата из молитвы «Отче наш», детская «ослышка» (ребенок вместо длинного незнакомого слова «temptation» (в переводе с англ. – искушение) слышит «Penn Station» («Станция Пенн»), то есть вместо «И не введи нас во искушение» получается «Не приводи нас на станцию Пенн»). По аналогии с английским мондегрином родилось название «Сад Огоморра» (аллюзия на Содом и Гоморру).

Случай упоминается в книге Трумена Капоте «Воспоминание о Теннесси Уильямсе». «Не уверен, что тут хватит длины для автографа Трумена… Обойдемся инициалами» (пер. В. Голышева).