Лара Прескотт - Секреты, которые мы храним. Три женщины, изменившие судьбу «Доктора Живаго»

– Ты действительно так думаешь? – переспросил он. Я ответила, что не буду ему врать, и он спросил, правда ли это.

Мне было сложно смотреть ему в глаза, но я заставила себя это сделать.

– Я не могу выйти за тебя замуж, – произнесла я.

– Мы можем подождать. Столько, сколько захочешь. В любом случае, ты сейчас в трауре.

– Нет, дело в не этом.

– А в чем?

– Не знаю.

Я почувствовала, что он хочет что-то сказать, но не решается.

– Мне кажется, что знаешь.

– Нет.

– Из-за Сэлли?

– Что? Нет… Я трудно схожусь с людьми. Сложно найти настоящих друзей. Она была хорошей подругой.

– Но все может остаться, как раньше. Я знаю…

– Мне кажется, что ты знаешь меня не так хорошо, как тебе кажется.

– В том-то и дело, что знаю.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Я хочу сказать, что хочу быть с тобой. Что бы это для тебя ни значило.

Но я не могла его понять. Я не хотела его понимать.

– Ну, а для тебя что это значит? Чего хочешь ты сам?

– Жену, – ответил он, – друга, – он утер глаз от набежавшей слезы. – Тебя.

– Как ты думаешь, кто я?

Он потупил голову.

– Только честно.

Я сказала ему, кто я, и он ответил, что мы можем обо всем этом подумать, не торопить события и пока не принимать никаких решений. Я согласилась – главным образом для того, чтобы больше не видеть его в таком расстроенном виде, и мы расстались. Я ушла в свою спальню и всю ночь слушала, как он ворочается на кушетке в соседней комнате.

На следующий день из-за урагана не было электричества в большей части Района. Тедди повез меня в офис. По дороге мы не разговаривали и не включали радио. Единственным слышным в салоне звуком был звук «дворников», сбивающих потоки воды с лобового стекла. Когда он остановил машину, я сняла с пальца кольцо его бабушки и положила на «торпеду». Он лег грудью на руль, и через некоторое время, не сказав ни слова, я вышла из машины. Мне было нечего ему сказать. Мне казалось, что если я что-нибудь скажу, то сделаю ему еще больнее или потом просто не смогу выйти из машины. Я сама порвала с ним, но при этом чувствовала, что мое собственное сердце разрывается. Не так, как это было, когда меня бросила Сэлли, а так, будто я почувствовала себя в свободном полете без руля и без ветрил, словно перерезала веревку, которой была привязана к земле.

В тот день Тедди не появился в офисе. До отъезда на задание я больше его не видела. Он заехал ко мне домой и забрал свой чемодан до того, как я вернулась с работы. На следующий день Андерсон вызвал меня в свой кабинет и устроил допрос по поводу моих отношений с Сэлли. Он сказал, что Сэлли уволили и что я попала под подозрение из-за того, что близко с ней дружила. Я отрицала все очень убедительно, и Андерсон сказал, что верит мне. Ведь они сами научили меня врать и становиться той, кем я не являюсь. И мне было приятно использовать на них их собственное оружие.

Но сейчас в Брюсселе, стоя перед зеркалом, я не хотела об этом думать, хотя никак не могла выбросить это из головы. Но мне было необходимо все это забыть. Назад дороги не было. Надо было приступать к выполнению задания.

Я повязала на голову косынку и отправилась на место встречи. Над небом Брюсселя висел серп луны, а на улицах было полно туристов со всего света, приехавших на Всемирную выставку. Проходя мимо кафе, я услышала французскую, испанскую, английскую, итальянскую и голландскую речь. Проходя через площадь Гран-Плас, я увидела группу китайцев, которые рассматривали Hôtel de Ville, передавая друг другу коробку шоколадных конфет.

Двое русских мужчин прошли так близко, что один из них слегка коснулся меня плечом.

Мне показалось, что один из них внимательно на меня посмотрел. Я не стала оборачиваться и не ускорила шаг. Я смотрела прямо вперед и продолжала идти дальше.

Я подошла к дому на улице Lanfray, расположенному в центре города в коммуне Иксель. Это было величественное пятиэтажное здание в стиле модерн, фасад которого был выложен деревянными пластинами и украшен металлической ярко-зеленой ажурной конструкцией, похожей на вьющийся по стене плющ. К двойным дверям подъезда вела изящная лестница с закругленными ступеньками. Казалось, что это не обычный жилой дом, а музей. Поднимаясь по лестнице, я думала о том, что я, точнее человек, роль которого я играю, принадлежит к миру людей, которые живут в подобных домах. Я нажала на золоченую кнопку звонка, посчитала в уме до шестнадцати, потом снова позвонила. Стоя перед дверью, я чувствовала, что мой затылок немного вспотел. Дверь открыл мужчина в одежде священника.