Лара Прескотт - Секреты, которые мы храним. Три женщины, изменившие судьбу «Доктора Живаго»

На глаза падали мокрые пряди волос, и я смотрела, как, закручиваясь маленьким торнадо, темная от краски вода уходит в водосток раковины. От сильного химического запаха мне было немного дурно, и, когда я приподняла голову, женщина, которая пришла, чтобы сделать из меня нового человека, открыла окно.

Я обернула голову белым полотенцем, и она сказала, чтобы я села на старый чемодан, который использовали в квартире в качестве журнального столика. Она открыла свой розовый несессер, в котором лежали парикмахерские ножницы в фиолетовом чехле, баночки с краской для волос, две измерительные сантиметровые рулетки, кисти для косметики, подушечки с синтетическим набивочным материалом, черно-белые образцы разной ткани и желтые резиновые перчатки.

Она тщательно расчесывала мои волосы от колтунов до тех пор, пока пряди не стали ровными, после чего собрала их в пучок на затылке. Потом отрезала хвостик ножницами и передала его мне. Я держала хвостик в руках, а женщина маленькой кисточкой покрасила мне брови черной краской, которой ранее окрасила мои волосы. Глаза жгло гораздо сильнее, чем обещанное ею легкое покалывание.

Потом она смахнула с меня волосы и сказала, чтобы я встала и разделась.

Я замешкалась.

– Не переживай, дорогая, – сказала она, – ничего нового я там не увижу.

С тех пор как Сэлли со мной рассталась, я немного набрала вес. Женщина приложила подушечки с синтетическим набивочным материалом сначала к моей груди, потом к попе.

– Тебя надо немного «округлить», – заявила она.

Обмеряя меня, она болтала. Рассказывала о том, что работала в отделе костюмов и грима студии Warner Bros., приклеивала искусственные ресницы своенравной Джоан Кроуфорд, подкладывала вкладыши в туфли Хамфри Богарта, чтобы тот казался выше, и обегала все парикмахерские салоны Лос-Анджелеса в поисках того самого оттенка светлой краски для волос Дорис Дей. Она поведала мне о том, как однажды вошла в гримерку Фрэнка Синатры, голова которого была между ног актрисы, имя которой женщина не хотела разглашать. При этом шляпа все равно была на голове Синатры! «Он даже не взглянул в мою сторону, – сказала она. – Просто промычал ей в промежность, чтобы я зашла через двадцать минут. Никогда не думала, что Синатра – такой любезный и при этом любвеобильный человек».

Все это время я молчала. При других обстоятельствах ее рассказы наверняка показались бы мне крайне занятными, но я была совершенно не в том настроении. Впрочем, женщина казалась мне одной из тех, кто может продолжать свой монолог после того, как ее аудитория уже сорок минут как заснула.

Восемь часов назад я приземлилась, чувствуя себя полностью разбитой. До этого я никогда не летала на самолете, но, как только спустилась с трапа, еще до своего перевоплощения, сразу превратилась в курьера, стала новым человеком.

Я получила то, о чем просила. Мне дали не просто задание и билет в одну сторону, а шанс стать другой, начать жизнь с чистого листа. У меня была такая возможность, и я ею воспользовалась. Мое сердце было разбито, но в этом было что-то освобождающее – словно гора упала с плеч, и у меня больше не было человека, который мог мне сделать больно, и я в свою очередь не могла причинить ему боль.

Женщина упаковала в сумку перчатки, ножницы и краски. Она смела с пола мои волосы и аккуратно сложила их в отдельный пакет, который тоже положила в свою сумку. Перед тем как уйти, она сообщила, что мне от флористов поступит коробка, в которой обычно привозят розы с длинными стеблями, но в коробке будет монашеская ряса. Женщина открыла дверь и, повернувшись, произнесла: «Было приятно пообщаться, дорогая».

– И мне тоже, – ответила я, подумав о том, что мы даже не представились друг другу.

Я закрыла за ней дверь, подошла к висящему над раковиной в ванной треснувшему зеркалу и посмотрела на свое отражение. Пригладила ладонью короткие волосы. Послюнявила кончик пальца, вытерла темное пятно краски на виске и поняла, что могу превратиться в кого угодно.

Одеваясь, я думала о том, что сказала бы Сэлли о моем новом имидже.

Или что могла бы сказать мама. Положив ладонь на тыльную часть шеи, подумала о том, что маме в таком виде я бы вряд ли понравилась. Сэлли сказала бы, что это – серьезное заявление. А Тедди сказал бы, что ему все нравится, но на самом деле мог вовсе так не думать.

После смерти матери я не хотела быть дома одна, и Тедди переехал ко мне на кушетку в соседнюю комнату. По ночам, когда я не могла заснуть, Тедди читал мне из журнала The New Yorker эссе Элвина Брукса Уайта [20] Elwyn Brooks White (1899–1985) – американский писатель, публицист и автор, кроме прочих, таких произведений детской литературы, как «Паутина Шарлотты» и «Стюарт Литтл» ( англ .). и Джозефа Митчелла [21] Joseph Mitchell (1908–1996) – эссеист, известный главным образом своими работами, напечатанными в The New Yorker ( англ .). , а также рассказы авторов, чьи фамилии я уже забыла. В тот вечер, когда я сказала ему, что не смогу выйти за него замуж, он читал мне с листов, которые вынул из своего атташе-кейса. Прочитав первую главу, он сказал, что это начало романа, который он пишет уже несколько лет. Я сказала, что мне очень понравилось и что он должен закончить этот роман.