Иван Франтишев - Слава героям

— Кто это?

— Как кто? Это ж наш командир батальона. Зенин его фамилия. Я с самого сорок первого вместе с ним. И всегда он вот такой деловой, решительный. Слыхал про крепость Орешек? Зенин там был, ротой командовал. Почти год остров обороняли, а немцы от нас — рукой подать. А потом дрались под Невской Дубровкой, прорывали блокаду Ленинграда, наступали под Лугой. Сколько уже позади боев, и ни разу Зенин не растерялся, не сплоховал. Настоящий он командир! — заключил автоматчик.

— Так это, значит, о нем недавно в газете писали?

Боец кивнул головой.

Я вспомнил, что мы в госпитале читали о Зенине и все восхищались его выдержкой и отвагой. В статье рассказывалось о бое под Невской Дубровкой.

Роте Зенина было приказано атаковать вражеский опорный пункт и, создавая впечатление мощного наступления, заставить гитлеровцев снять хотя бы часть сил с соседнего участка. Когда бойцы пошли в атаку, немцы открыли по ним сильный ружейно-пулеметный и минометный огонь.

Одна из мин упала буквально в десяти метрах от Зенина. Взрывной волной старшего лейтенанта (тогда Зенин был еще старшим лейтенантом) отбросило в сторону. На какое-то время он потерял сознание. Очнулся на руках ординарца. Кругом стояла мертвая тишина.

Зенин посмотрел на ординарца и увидел, что тот быстро шевелит губами, но голоса его не слышал. «Вот оно в чем дело, — догадался старший лейтенант, — я контужен. Он в медсанбат хочет меня отвести».

Зенин ощупал себя. Все цело. И, отрицательно покачав головой, сказал:

— Обойдусь без врачей.

Вскоре старший лейтенант заметил, что строй наступавших вдруг нарушился. Кое-кто из солдат его роты растерялся, стал поглядывать назад. Тогда Зенин приподнялся и крикнул:

— Всем оставаться на местах!

Бойцы, увидев своего командира живым и невредимым, приободрились. Через несколько минут Зенин поднял роту в атаку.

Немцы не выдержали натиска и побежали. Вернуть старые позиции они смогли, только получив подкрепление. Задача, поставленная перед ротой Зенина, была выполнена.

«С таким командиром не пропадешь», — говорили раненые, прочитав статью в газете.

И они были правы. Я в этом вскоре убедился сам.

Для бойцов роты, которую поддерживали пулеметчики моего взвода, атака началась неудачно. Не успев преодолеть и половины нейтральной полосы, они попали под жестокий огонь противника. Волей-неволей им пришлось залечь. Но местность была открытой, и поэтому вражеский огонь не стал для них менее губительным. Не обстрелянные еще бойцы, недавно прибывшие в роту из пополнения, не знали, что им делать.

— Слушай, давай перебежим вон за тот бугорок, — показывая направо, сказал молодой белобрысый солдат своему соседу.

Не дожидаясь ответа, он вскочил на ноги и тут же упал, сраженный вражеской пулей. Гибель товарища угнетающе подействовала на бойцов. Кое-кто начал терять выдержку.

В это время в цепи появился капитан Зенин. Он крикнул:

— Слушай мою команду!.. Окопа-а-ться! — И сам первым заработал малой саперной лопаткой.

Бойцы сразу же последовали его примеру. Зарывшись в землю, они почувствовали себя намного увереннее и сами взяли на мушку противника. А немного позже, выждав удобный момент, снова бросились в атаку и выбили врага из первой траншеи.

В батальоне любили и уважали Зенина, личным примером увлекавшего за собой людей, умевшего шуткой и добрым словом поддержать их в трудную минуту.

После боя батальону было приказано совершить шестидесятикилометровый переход. В пулеметном взводе бойцы словно на подбор: все рослые, сильные. Но и они на половине пути уже стали сдавать. Вдруг услышали знакомый голос:

— Пулеметчики, что ж вы головы повесили, соколики?..

Это был капитан Зенин. Вместе со своим заместителем по политчасти старшим лейтенантом Павлом Лебедевым он стоял на обочине дороги и наблюдал за движением батальона. Не столько от этих простых слов, сколько оттого, как они были сказаны, у всех на душе сразу веселее стало. Бойцы подтянулись, усталость как будто рукой сняло. Марш был завершен в срок и без отставших.

В июне 1944 года войска Ленинградского фронта перешли в наступление на Карельском перешейке. За Териоками, на рубеже неширокой, но глубокой с высокими крутыми берегами Черной речки враг сумел приостановить наше продвижение вперед. Командование фронта приняло решение ввести в бой Лужскую дивизию.

Батальону капитана Зенина было приказано форсировать речку на участке железнодорожная насыпь — просека.