Хелен Творков - Навстречу миру [litres]

У Луны также есть разные фазы. Когда мы продолжаем свой путь к освобождению, ее полнота и ясность увеличиваются, и недвойственное переживание чистого осознавания становится все более постоянным. Это то, что мы называем просветлением, полным постижением абсолютной природы реальности. Всеобъемлющий ум распознает, что все формы возникают из нерожденного пространства и что на абсолютном уровне они – просто облака без начала и конца.

Первые переживания, когда мы видим непосредственно Луну, могут быть мимолетными. Мне было около десяти лет, и мой отец уже познакомил меня с медитативным осознаванием. Мне это далось легко, и я упросил его дать мне учение о чистом осознавании, услышав, как он обсуждает это с монахинями. Он постарался объяснить мне эту грань осознавания, но я понятия не имел, о чем он говорит.

Однажды я пришел в его маленькую комнату в Наги Гомпе, чтобы присоединиться к нему за обедом. Он сидел на своем возвышении, лицом к большому окну, из которого открывался вид на долину. Я забрался к отцу и сел так, чтобы смотреть на него. Сначала мы просто немного поговорили, а потом замолчали. Обед почему-то задерживался. Пока мы ждали, я решил впечатлить отца своими навыками медитации. Я сел с очень прямой спиной, словно проглотив палку, немного отставил локти от туловища, слегка наклонил голову вперед и опустил взгляд вниз. Я постарался имитировать то, что считал состоянием чистого осознавания, и ждал его похвалы.

Отец сидел в своей расслабленной манере и какое-то время ничего не говорил. Потом он мягко спросил: «Ами, что ты делаешь?» «Я медитирую», – ответил я ему, радуясь, что он заметил. «На чем ты медитируешь?» Я объяснил: «Мой ум покоится в естественном состоянии чистого осознавания» . Тогда отец сказал: «Ами, не на чем медитировать. Медитация – это обман, воззрение – это обман, философия – это обман. Ничто из этого не истинно».

Я был потрясен. Все содержимое ума испарилось. Моим чувствам не за что было зацепиться. Не существовало ни снаружи, ни внутри. Лишь сияющая ясность. Я не мог облечь это переживание в слова, не мог объяснить его. Отец продолжал смотреть на меня, но ничего не сказал. Потом мы сидели в молчании, в своего рода медитации без медитации. Когда принесли еду, мы насладились обедом. Все было как обычно, но еда казалась исключительно вкусной.

С того дня я знал, что впервые распознал природу ума. Это был ее проблеск. После этого моя медитация была то более успешной, то менее, и меня и дальше преследовала паника. Но неважно, насколько темными были облака, в глубине моего сердца этот опыт оставил уверенность. До этого, даже вопреки моим паническими атакам, я чувствовал, что благословлен чудесной жизнью. Теперь эта жизнь приобрела смысл, об отсутствии которого раньше я и не догадывался. Неожиданно появился смысл быть живым. С точки зрения ясного света ребенка, на чашке появился небольшой скол, первый беглый взгляд на изображение Луны. Я продолжал во многом держаться за интеллектуальные представления о ней, но мне хотелось идти глубже.

Наблюдая за своими переживаниями у ступы кремации, я увидел, что многие аспекты тренировки в бардо, такие как растворение элементов и встреча ясного света матери и ребенка, также оставались для меня по большей части интеллектуальными, больше похожими на сказку, чем на учения по Дхарме. После того первого переживания с отцом у меня были и последующие проблески пустотности, а также много длительных ретритных сессий с солнцем и облаками одновременно, сосуществование устойчивого и чистого осознавания. Но теперь все это казалось скорее отражением Луны в озере, а не глубоким прямым переживанием. Я и раньше не думал, что эти предыдущие восприятия были абсолютным, совершенным постижением пробужденного ума, но мне казалось, что они довольно близки к этому. Выяснилось, что они меркнут в сравнении с прямым осознаванием. Я кое-что знал о настоящей Луне. У меня был опыт того, что чашка-ребенок трескается, но никогда – того, что она разбивается.

Я шел по главной дороге в Кушинагаре и ждал автобус в Горакхпур. Здесь нет билетной кассы и нет конкретных остановок. Вы просто стоите на обочине дороги и машете автобусу, когда он проезжает мимо. Я провел ночь в хостеле на вокзале в Горакхпуре и на следующий день сел на поезд в Чандигар, который находится в штате Пенджаб. Оттуда я отправился дальше на север, в Ладакх, регион тибетского буддизма, который географически находится в Индии. Это стало началом пути, по которому я шел следующие четыре с половиной года: направляясь на север в гималайские пещеры летом и спускаясь на индийские равнины зимой. Я никогда не останавливался в одном месте больше чем на четыре-пять месяцев. Я хотел переживать перемены и непостоянство, умирать снова и снова.