Оливия Лэнг - Путешествие к Источнику Эха. Почему писатели пьют

Перед тем как его посетило это последнее видение, Гарри задается вопросом, почему он не состоялся как писатель. «Он загубил свой талант, — отвечает он себе, — не давая ему никакого применения, загубил изменой самому себе и своим верованиям, загубил пьянством, притупившим остроту его восприятия». Женщина, Эллен, получает свою долю попреков. Она очень богата, и он понимает, что променял свою прежнюю жизнь на комфорт, что доступность денег разрушила цельную ткань его жизни, как гангрена — ногу. «Природа наделила тебя здоровым нутром, поэтому ты не раскисал так, как раскисает большинство из них», — думал он, но даже здоровое нутро дается не навечно.

Оба персонажа вымышлены, но насмешливое «большинство из них» отсылает к подлинному материалу другого рода. Хемингуэй начал «Снега» летом 1935 года и работал над ними до весны 1936-го. В ту зиму его сильно мучила бессонница, он просыпался среди ночи и пробирался в кабинет — поскольку, как он объяснял своей теще в письме от 26 января, когда он работает над книгой, его мозг устраивает по ночам бешеную скачку. Если он не запишет свои ночные мысли, поутру они бесследно исчезнут, а сам он превратится в «выжатый лимон» [220] Hemingway E. Selected Letters. P. 436. .

Это была та «чертова бессонница», о которой он говорил Фицджеральду в письме, отправленном в Балтимор 21 декабря 1935 года, когда Скотт еще жил на Парк-авеню. Предполагалось, что письмо послужит оливковой ветвью, но через несколько недель Фицджеральд совершил поступок, который подорвал остатки их дружбы.

В феврале журнал Esquire опубликовал первую из трех частей «Крушения», длинного, болезненного эссе, в котором Фицджеральд публично признает свой крах. Эссе витиеватое и сумбурное, это сочетание пустых разглагольствований и саморазоблачений. Фицджеральд обнажает всю глубину своей депрессии и изнурения, своего отчаяния. Он признается в нелюбви ко всем своим прежним друзьям: «Я осознал, что давно уже никто и ничто мне не нравится; просто по старой привычке я стараюсь — безуспешно — убедить себя в обратном» [221] Фицджеральд Ф. С. Крушение / пер. с англ. А. Зверева // Фицджеральд Ф. С. Избранные произведения: В 3 т. М.: Сварог, 1993. Т. 3. С. 397–404. . Отнюдь не всё, что он говорит, чистая правда. Например, он отрицает, что был «опутан» алкогольной зависимостью, клянется, что «полгода не пил ничего, даже пива». И всё же у читателя не остается сомнений, что автор дошел до предела эмоционального и творческого истощения.

Хемингуэй был поражен. 7 февраля он написал Максу, что если бы Скотту довелось попасть во Францию во время Первой мировой, то его расстреляли бы за трусость, — хотя добавил, что ему страшно жаль Скотта и он хотел бы ему помочь. Саре Мёрфи, их общему другу и одному из прототипов Николь Дайвер в романе «Ночь нежна», он с сарказмом писал, что ему кажется, будто все они отступают из Москвы. «Скотт погиб в первую же неделю отступления. Но мы-то могли бы дать лучший арьергардный бой в истории, будь он проклят» [222] Hemingway E. Selected Letters. P. 440. , — заключает он. Это письмо, надо сказать, было написано в сильном похмелье и содержало длинный хвастливый рассказ о пьяной драке с Уоллесом Стивенсом, который упал в лужу после нескольких ударов, нанесенных ему Хемингуэем.

Дальше — хуже. В следующей части «Крушения», опубликованной в марте, Фицджеральд сделал колкое замечание о предыстории собственного краха:

Я видел, как честные, хорошие люди впадали в такое отчаяние, что готовы были покончить с собой, — и некоторые сдавались и погибали, другие приспосабливались и добивались успеха покрупнее, чем мой; но я никогда не опускался ниже того отвращения к самому себе, которое порой находило на меня, когда я по собственной вине попадал в слишком уж некрасивое положение.

Сдавшийся и погибший — это, возможно, писатель и алкоголик Ринг Ларднер, один из близких друзей Фицджеральда и прототип Эйба Норта в романе «Ночь нежна». А приспособившийся, по всей видимости, Хемингуэй, который после разрыва с Хедли осенью 1926 года пережил черный период суицидальной депрессии.

На ринге Хемингуэй никогда не дрался кристально честно, и его следующий ход смахивает на удар ниже пояса. Раздраженные письма не прекратились, но теперь он использовал еще и «Снега Килиманджаро», чтобы раструбить свое разочарование и презрение. В варианте, опубликованном в августовском номере всё того же Esquire , он уничижительно упоминает «беднягу Скотта Фицджеральда», который боготворит богатых. «Он считал их особой расой, окутанной дымкой таинственности, и когда он убедился, что они совсем не такие, это согнуло его не меньше, чем что-либо другое», — думал Гарри.