Во главе стола стоял портрет покойного, и благодаря магнитофонной записи нам удалось вновь услышать его голос и спетые им некогда песни на иврите и идиш…
* * *
Цви Прейгерзон написал немало книг, монографий по своей специальности. Известно, что он сдавал свои рукописи в печать настолько хорошо подготовленными, что редакторам почти ничего не оставалось делать.
Кроме книг по специальности, он оставил большое литературное наследие на иврите. Его известный рассказ «Иврит» вошел в хрестоматию по литературе для средних школ Израиля. Этот рассказ, как и некоторые другие, был переведен мною на русский язык.
Приступая к переводу «Дневника…», я ощущаю большую ответственность и молю провидение ниспослать мне силы, чтобы приблизиться к уровню выразительности языка автора, к теплоте его повествования и, насколько возможно, попытаться передать особый колорит его воспоминаний.
Я верю, что этой своей работой помогу поклонникам таланта Прейгерзона и его близким сохранить о нем светлую память.
ПАМЯТЬ ЭТА ДА БУДЕТ БЛАГОСЛОВЕННА!
Исраэль Минц Москва, сентябрь 1972 г.
«Дневник…» был написан в 1957 — 58 гг., и приведенные в тексте даты фиксируют дни написания публикуемых воспоминаний.
Во время подготовки настоящего издания русский перевод книги был существенно переработан, отредактирован и несколько сокращен.
Приносим извинения за возможные неточности в написании имен и фамилий, связанные, главным образом, с их переводом с иврита.
Берия и Абакумов арестовали меня без всякой вины. Около семи лет я был в арестантах — с начала 1949 до конца 1955 года… После реабилитации мне вернули все права гражданина Советского Союза, но воспоминания о тех семи годах живут во мне, и я решил записать их в виде «Дневника». Будут описаны события, встречи, быт, приведены факты и комментарии.
Пройдут годы, и возможно, кто-нибудь из моих потомков прочтет эту тетрадь и найдет в ней кое-что поучительное, а может быть, и по-человечески трогающее и захватывающее.
28.4.57 — Вот уже более полутора лет, как я был освобожден, но еще не начал работать над «фактами и комментариями», как мне этого хотелось. События забываются, память слабеет. Будет жаль, если жизнь за колючей проволокой «потонет в пучине бездны». Почти семь лет, сотни людей, тысячи фактов, мысли, надежды, разочарования…
Вчера я встретил на улице Карпа 1-го, с которым был вместе в лагере в Абезе. Карп был хорошим портным, в лагере он шил одежду для охраны и военнослужащих. Он рассказал о некоторых людях, бывших с нами там в 51-м году. Предо мной опять воскрес 1951 год, осенний Абезь и зима того года, окутанная мглой, горькая и темная. Перед моим взором прошли Шмуэль Галкин и его стихи о северной тишине (о молчаливом Севере), Г. Жиц — редактор газеты «Эйникайт», Л. Стронгин — заведующий издательством «Эмес», Яков Штернберг в измятом, потрепанном бушлате, согнутый от болезни.
А вот рассказ об одном следователе, избивавшим заключенных до полусмерти. Один из тех, кого он избивал, освобожденный после реабилитации, встретил его в Москве, расхаживавшего с гордо поднятой головой при всех знаках отличия. В лагере он выбил ему зубы, сказав при этом: «Ничтожество, морда жидовская!». После этой встречи бывший зэк написал заявление в Прокуратуру и перечислил все издевательства, которые проделывал тот над заключенными. Ответ был отрицательный. Тогда он обратился в Контрольную партийную комиссию. Оба были вызваны туда. Вид следователя там уже не был таким наглым. Вместо полного набора орденов и наград были только значки. Впоследствии бывший заключенный получил ответ, что следователя исключили из партии и предали суду. На суде было установлено, что он погубил около двадцати человек, среди них немало крупных работников.
В Абезе вместе со мной было много, очень много людей с июля до декабря 51-го года. Меня туда этапировали из Караганды, где и небо было другое, и люди другие, и песни другие.
О чем я буду писать в «Дневнике»? Воспоминания — воспоминания из жизни в тюрьмах и лагерях. Пусть они будут неточные, недостаточно хорошо обработанные, пусть они будут не совсем гладкие, но чтобы ничего, ничего не было забыто из того, что забыть я не должен.
В Ленинской библиотеке я читаю израильские технические журналы и ежеквартальник «Калкала» («Экономика») за 1955 год. Иврит в журнале выразительный, сжатый, много новых слов и оборотов. Технические термины совсем не те, что встречались в свое время в журналах «Ха-Шилоах» и «Ха-Ткуфа», на которых я воспитывался. Сомневаюсь, смогу ли одолеть все это до конца дней своих. Но приложу все усилия, чтобы усвоить новое в современном иврите [1] Курсивом выделен текст, описывающий события и размышления автора, не относящиеся непосредственно к воспоминаниям лагерного периода.
…
Читать дальше