И все-таки проблема остается. Что мешает отнести возникновение сюжета о столкновении Ильи Муромца с Владимиром-князем не к XVII, а, скажем, к XVIII веку? {460} Или ко времени, когда уже произошло превращение богатыря Ильи в крестьянского сына из села Карачарова? Или связать нарастающие антикняжеские настроения в былинах с XVI веком? Тогда, кстати, и открываются кабаки. Почему эпизод бунта Ильи против Владимира обязательно увязывать с деятельностью Илейки Муромца в начале XVII века?
Былинного Илью Муромца и самозванца Илейку Муромца можно назвать фигурами разнонаправленными. Если один весь нацелен на защиту Русской земли, ее сохранение (даже и в былине о бунте), не требует лично для себя никаких материальных благ, то второй, озлобленный и властолюбивый, — заряжен энергией разрушения. В этой связи нельзя не вспомнить и знаменитую былину (вернее, своего рода былинную пародию) на сюжет об освобождении Киева от татарского нашествия, в которой главную роль играет не Илья Муромец, а некий Василий Игнатьевич, проще говоря, Васька Пьяница. Он, как мы видели во второй главе, в роли героя из народа встречается в былинах о столкновении старого казака с царем Калином.
Итак, Киев вновь осажден несметными ордами татар, возглавляет их царь Скурла, со своим «сватушком Куршаком» и «зетелком Миршаком». Поражающий своей огромностью татарский посол отвозит в «Киев великий» ярлыки с угрозами:
Я соборны больши церкви да вси на дым спущу,
Я царевы больши кабаки на огни сожгу,
Я печатны больши книги во грези стопчу,
Чудны образы иконы да на поплав воды,
Самого я князя да в котле сварю,
Да саму я княгиню да за себя возьму.
Владимир совершенно раздавлен, растерян и спрашивает у княгини «мать Опраксеи» (ей князь делает комплименты, называя «бабой вострой, да всё догадливой») совета: как быть? Кого послать поединщиком к татарам? Опраксея не обманывает ожидания мужа. Она советует ему сходить в «царев кабак» и поискать, «нет ли там какого руського богатыря». Где же его и искать-то, как не в кабаке?! {461} Владимир самолично обегает «царевы кабаки» и «кружала восударевы», нарывается на грубость завсегдатаев, но находит того, кого ищет — Васеньку Игнатьевича:
Он пропилсе, промоталсе да всё до нитоцьки,
Не креста у его нет, не пояса,
Он ведь спит-ту на пецьке, да на муравленке,
Да под тем же под красным под трубным окном,
Наступают ему да третье сутоцьки.
Богатырь спит — как «порог шумит». Владимир принимается будить пропойцу — получается с третьей попытки. Князь выкупает имущество и снаряжение, пропитое богатырем, выкупает и заложенный крест. Василий Игнатьевич обещает князю прийти к нему «домой», обсудить положение. Действительно, приходит, поправляет здоровье чарой зелена вина в полтора ведра (в некоторых вариантах этой былины требуется не одна «чарочка») — теперь всё, он восстановился и готов действовать. Честь, оказанная пьянице, вызывает зависть у бояр толстобрюхих, они обижают богатыря, а Владимир не смеет им перечить. Тогда раздосадованный Василий Игнатьевич садится на коня и отправляется в татарский лагерь, где предлагает помощь царю Скурле, при условии, правда, что татары истребят бояр, но пощадят князя с княгинею, «царьской дворец, да церкви божии». Киев взят и разграблен, князь Владимир, попавшийся под руку Василию, молит его о пощаде — у Василия на князя рука не поднимается. Разгром города завершен — победители делят добычу, татары обманывают Василия, Скурла грозит ему саблей:
А и это нынь Василью да за беду стало,
За великую досаду да показалосе.
Обидчивый богатырь сам хватается за саблю и начинает укладывать татар улицами и переулочками, врага топчет и богатырский конь — и так трое суток. Всех перебил до единого, ни одного не помиловал. Является Владимир-князь, Василий возвращает Киеву захваченное татарами добро, как водится, они садятся с князем за пир, происходит их примирение. {462}
Всё, что происходит в этом народном произведении, в сравнении с известной былиной о спасении Киева Ильей Муромцем, вывернуто шиворот-навыворот — от обретения избавителя от внешнего врага, который оказывается горьким пьяницей, соответственно, в кабаке, до разорения Киева самим богатырем совместно с татарами. Илья, конечно, может проводить время с «голями» и даже пытаться заложить в кабаке крест, но представить его в роли пусть временного, но союзника татар и разрушителя Киева — немыслимо. Поэтому в пародии его и заменяет Васька Пьяница — названый брат Ильи в «классической» былине на этот сюжет. Возможно, Василий Игнатьевич чем-то походит на исторического Илейку Муромца, хотя на память скорее приходит другая фигура — донской атаман Андрей Корела, шелудивый человечек, не богатырского вида, весь покрытый шрамами. Организованная им оборона Кром сыграла исключительную роль в деле воцарения в Москве Лжедмитрия I. В награду за этот подвиг самозванец воплотил в жизнь сказочную мечту пьяницы — право на неограниченное количество выпивки. Лжедмитрий оставил Корелу при дворе, и тот принялся таскаться по московским кабакам, силясь потратить колоссальную награду, которую ему вручил царь Дмитрий Иванович. В результате в самые короткие сроки Корела окончательно спился. В дни противостояния с боярами донской атаман, пропадавший в кабаках, мог казаться единственной опорой названного Дмитрия. Однако герой, способный как разорить княжескую столицу, так и воссоздать ее, носит имя Василия Игнатьевича, но не Андрея Корелы и не Илейки Муромца. {463}
Читать дальше