Анна Кузнецова - Максим из Кольцовки

«С хорошим человеком зря в спор не вступай, а с плохим тем более», — вспомнились ему поучения деда, и, преодолевая невольно охватившую его дрожь, Максим очень ровным голосом пояснил:

— Не могу я, дяденька, крест отдать. Не жалко, а благословил меня им очень хороший человек.

Бродяга захохотал, и Максим увидел, как злоба погасла в его глазах.

— На что благословлен? На царство наше вшивое, что ли?

— На артиста, — не обратив внимания на издевку, серьезно пояснил Максим.

— На артиста? Хо-хо-хо! — еще громче залился бродяга. — Счастье твое, что шутником ты родился, а то быть бы твоему кресту сегодня пропитым. Артист! Глядите, ребята!..

С тех пор вся ночлежка стала звать Максима «артистом». Называли с насмешкой, но у каждого в глубине души, как реденькое облачко, таилось уважение, зависть и удивление, что возле них живет человек, который может еще о чем-то мечтать…

Максим решил в ночлежку не возвращаться.

Ночь он провел под забором нежилого дома, в высокой остропахнущей полыни. Спал на этот раз крепко, до первого луча солнца. Проснулся голодный. В ночлежке иногда делился с ним хлебом безрукий, теперь и этого нет. Он пошел к овощной лавке, возле которой видел корзину с грязными капустными листьями. Корзина стояла на месте. Выбрал из нее несколько подгнивших морковок, репу, засовал все это в карман и двинулся дальше.

Неожиданно оказался возле духовной семинарии и вспомнил, что говорил ему про семинарию сказитель Анисим. Решил попытать счастья.

На крыльце, возле большой дубовой двери, стоял швейцар. К нему и обратился Максим.

— Пока побудь во дворе, — сочувственно посоветовал швейцар. — А как наше самое большое начальство приедет, я тебя позову. Ты ему сразу в ноги: так, мол, и так, примите учиться, и к каждому слову прибавляй «Ваше превосходительство!».

Максим послушался и, когда подъехала коляска, бухнулся в ноги сошедшему с нее барину. Тот, приподняв его подбородок носком лакированного башмака, спросил:

— Что тебе, милый, надо? — и, выслушав сбивчивые объяснения, распорядился проводить юношу к регенту.

Регент, маленький желчный старичок, пребывавший в плохом настроении, принял Максима недружелюбно, даже не ответил на низкий поклон. Взгляд его скользнул по растерянному лицу Максима, измятой, полинявшей рубашке, лаптям, онучам.

У Максима часто и гулко застучало в груди.

— Ну, пой, без музыки, как умеешь! — поморщившись, разрешил регент.

Максим молчал.

— Откуда ты? Какого звания?

— Из деревни Кольцовки, крестьянский сын, — хрипло проговорил Максим.

— Ну и голос у тебя, наверное, «хрестьянский», — отчеканивая каждый слог, сказал регент. — Поезжай к себе в деревню и займись хлебопашеством. Так будет лучше для тебя и для культурного общества.

Максим как в тумане спустился по широкой лестнице и, не заметив вопрошающих глаз швейцара, вышел на улицу.

— Чужой город! Чужие люди!

Максим шел по неприютным улицам и зло спорил с маленьким старичком: «А я все-таки буду петь! Рано или поздно — буду, хотя и крестьянский сын!».

Сгущались сумерки, когда он очутился возле церкви, машинально поднялся по ступеням паперти и вошел в храм. Здесь было тесно и душно. Стройно пел хор. Максим жадно слушал, а когда запел солист, вовсе обмяк. Он услышал изумительный голос, лучше, чем у Мартыныча. Этот свободно мог поспорить и с соловьем.

Максим не заметил, как отошла служба, как разошелся народ. Пришел в себя, когда возле него остановился невысокий головастый человек.

— Ты чего, паренек, не уходишь? — спросил он, опуская руку на плечо Максима.

— А куда мне идти? Некуда! — и не было в этих словах ни горечи, ни жалобы. — Вот певчий пел, небось, слыхали? Он мне силу и надежду вернул. Ведь, чтобы так петь, можно многое вынести, а я три ночи под забором переспал, день не поел и от мечтаний своих чуть было не отказался.

— Так, верно, это я пел?

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

Через полчаса Максим уже сидел в комнате известного певчего, Ивана Куприяновича Самсонова, и с удовольствием отхлебывал из блюдечка пахнущий сургучом чай.

Голос Максима Ивану Куприяновичу понравился. Он решил с юношей заниматься, а потом через знакомого помог и работу отыскать: на пристани, грузчиком. В хор устраивать его не хотел, считал, что петь пока ему нужно только на уроках. И жить Максим остался у Ивана Куприяновича.

Далеко от города пристань в Казани. Но на трамвае Максим ездил только в один конец, чтобы не опоздать на работу. В город возвращался пешком.