Станислав Симонов - Как выжить в современной тюрьме. Книга вторая. Пять литров крови. По каплям

— Нашли?

— Нашли. Перед опознанием засунули мне в карман и давай понятых искать. Я тут припадок изобразил, пока падал, то-се, короче, хоть и в наручниках, извернулся и деньги в рот — давай жевать. А со вчерашнего во рту пересохло, и купюры — еще то жевание, короче, не жуются. Что делать? А держали меня перед обезьянником, а в нем бомжара пьяный кемарит. Думаю, щас я их плевком определю ему под ноги. Он же не дурак, деньги увидит, приберет. И определил. Тут понятые, то-се, короче, обыскали меня — нет денег. Старшой операм: и что это значит? Грозно так: куда бабки делись? Те клянутся, что все путем, должны быть. И где же, в гневе кричит. Полковник он был или майор. Тут один сержант, щас, говорит, поищем. И видит их под ногами у этого бомжа. Этот дурак как спал, так и не проснулся. Деньги, главное, у него под ногами лежат, две тысячи. Он, может, в жизни таких денег не видел, а спит, гад! Ну и засунули мне их обратно. Куда деваться? «Терпилы» есть, опера тут, деньги вот они. Свидетели нашлись, короче, я тут же в сознанку и тут же «чистуху» накатал. Так вот и попал.

— Так, я понял, твои объекты в основном не москвичи?

— Только не москвичи. А как же!

— А почему?

— Почему… ну, не знаю. Москвичи более развиты, что ли.

— А не попускать ли нам дым? Дай-ка мне кислородные палочки.

Можно ли волка и зайца судить по одним и тем же законам? Согласитесь, есть разница: волк убил волка, волк убил зайца, или заяц убил зайца, или заяц убил волка.

Конечно, заяц, убивший зайца, — это натуральный маньячило. Это страшное явление, и от него необходимо срочно избавиться как от опаснейшего существа. А заяц, убивший волка? Это как? Я понимаю так: при обнаружении такого зайца-убийцы, бегающего с дубиной или ножом по лесу, немедленно должны подняться все: лесники, милиция, волки, лоси и свои же братья-зайцы и немедленно изловить этого заячьего отморозка.

Но можно ли их судить по одним законам? Вот в чем вопрос.

11 января. И это радует, так как 14-го — опять суд. Наш справедливый, но очень холодный суд. Холод в Мосгорсуде — чудовищный. В подвале пар идет изо рта, по стенам иней. В конвоирке холоднее, чем на улице. И правильно. А что, зеков, что ли, обогревать еще, деньги на них, гадов, тратить!

Испокон веков россияне страдали от двух напастей — великого изобилия и разнообразных властей. И неуклонного стремления государства различными способами ободрать народ, как липку.

Желания, не связанные с необходимостью, исчезают, как дым.

Если нет религии, если нет отечества, нет долга, нет сословий, нет чести, что же остается? Семья и деньги.

Печальная участь — строить дом с садом в жерле вулкана.

И еще раз, возвращаясь к теме: что дала миру демократия?

Исчезли классы, а с ними — классовая разница в воспитании, образе жизни, уровне и способе жизни.

Исчезла религия (то, что осталось, — это пародия на религию), а с ней исчез и страх перед богом. Нет уже понятий чести, слова, совести и гордости.

Все равны, а значит, одинаковы. Нет разницы, нет чести. Остались только деньги и стремление к размножению.

Одним словом, спасибо демократии.

У вас есть право подозревать и быть подозренным.

28 января. … и только во сне появляется теперь что-то хорошее. Древние знакомые улицы, дома, картины, лица. Откроешь глаза — а вокруг все одно и то же. И уже не кажется, а просто не верится, что есть другая жизнь, кроме той, в которой я оказался.

Поднимая волну, важно помнить, что она может накрыть тебя самого. Не гони волну.

Наша цивилизация и демократия делают доступным все всем без исключения.

Искусство делится на живопись, выжипись и вжопись.

«Ваша честь» — обращение к судье. А должно быть еще: «ваша нечисть» — к прокурору и «ваше конвойство» — к вертухаям.

По «сборке» в следственном корпусе бегал пидор лет сорока и высоким голосом спрашивал кого-нибудь из сто сорок второй «хаты».

— Ой, — говорил он сладким тенором, закатывая глаза. — Там такие мальчики спортсмены. Одни прям спортсмены. Надо будет непременно туда попасть. А где же их окна?

Ему показывали, он жадно вглядывался в оконные провалы, забранные решетками с вентиляторами и пакетами продуктов, висящими на них.

— А я ведь такой, — вещал «голубок», — если понравился, могу сам пачуху хороших сигарет за это дело дать. Да, я такой!

Что он «такой», было ясно и без его слов.