Константино д'Орацио - Таинственный Караваджо. Тайны, спрятанные в картинах мастера

В фигуре ангела на картине «Отдых на пути в Египет» сочетаются мужское и женское начало – в ту пору весьма распространены были дискуссии на тему гендерной принадлежности ангелов. Фактически перед нами гермафродит – мифологический персонаж, который как раз в те годы набирает популярность в среде художников и коллекционеров. Спустя всего несколько лет Шипионе Боргезе пригласит Бернини для реставрации античной статуи гермафродита, найденной во время раскопок на месте будущей церкви Санта-Мария-делла-Виттория. Этот экспонат станет одним из главных в коллекции кардинала-племянника. Фигура гермафродита – воплощение неопределенности, иллюзорности и причудливых капризов природы – выглядит необычайно привлекательной в глазах художников XVII века. Она отвечает духу своего времени: человек начинает исследовать пограничные явления природы, реальность сочетается с фантазией, магия – с научным экспериментом. Авторы бросают вызов публике: чтобы разобраться в сложных сюжетах и запутанных сценических лабиринтах, требуется высокий уровень культуры. Произведения искусства скрывают в себе огромное количество зашифрованной информации, и интеллектуалам эпохи Караваджо необходимы поистине недюжинные знания, чтобы воспринять эти скрытые смыслы.

Загадочные, соблазнительные и вызывающие создания. Некоторые ангелы на полотнах Караваджо выглядят настолько двусмысленно и провокационно, что их не назовешь иначе, как посягательством на религиозную и общественную мораль. И это при том, что в XVII веке значительно повысилась планка цензуры: многие авторы заканчивают свои дни в тюрьме по обвинению в ереси и богохульстве. Караваджо нравится играть с огнем: его ангелы балансируют на грани непристойности. Художник не может отказать себе в удовольствии наделить крылатого музыканта, развлекающего святое семейство во время бегства в Египет, мужскими и женскими чертами одновременно. Широкие бедра и рельефные плечи – перед нами смесь молодой полунагой девушки и мускулистого атлета, одним словом, гермафродита.

Спустя несколько лет Караваджо повторит этот прием в первой версии картины «Святой Матфей и ангел» ( см . рис. 15). На этот раз полотно должно было служить украшением церковного алтаря, и, следовательно, цензура была куда более жесткой. Однако же это не смущает Меризи: он изображает ангела, вдохновляющего евангелиста Матфея, в виде соблазнительной девушки с восхитительными кудрями, ниспадающими на плечи, и чувственным ртом. Поза ангела также весьма игрива: рука нежно касается плеча святого, правая нога кокетливо согнута – все это больше напоминает ситуацию соблазнения, нежели божественного вдохновения.

Караваджо, как будто боясь впасть в ошибку, наделяет своих ангелов чертами обоих полов, соединяя в них мужское и женское начала и предоставляя таким образом зрителю интерпретировать образ. Он не первый, кто выбирает подобное решение – в начале XVI века его великий предшественник Леонардо да Винчи зашел гораздо дальше в своих творческих экспериментах на эту тему.

Леонардо также привлекал сюжет смешения полов: он создает серию эротических рисунков, среди которых мы наблюдаем и образы ангелов. Один из них даже хранится в коллекции английской королевской семьи. Королева Виктория, известная поборница нравственности, тем не менее держит эти и прочие рисунки у себя в Виндзорском замке. В середине XIX века наиболее скандальные из изображений таинственным образом исчезают из королевского собрания, к большому облегчению представителей царствующей династии. Однако одно из них было вновь обретено в 1991 году в одной из частных коллекций в Германии, благодаря любопытству и усилиям исследователя Карло Педретти ( см . рис. ниже). Данный образ с полным правом может называться предшественником ангелов Караваджо: тот же наклон головы, взъерошенные кудри, та же коварная ухмылка. Одной рукой персонаж придерживает ниспадающую мантию, другой указывает на небеса. На этом, однако, тосканский художник не останавливается, доводя до максимума соблазнительную силу своего персонажа: ангел демонстрирует обнаженную женскую грудь и одновременно мужской половой орган в состоянии эрекции. Эту постыдную деталь какой-то неизвестный даже попытался стереть абразивом, поэтому она видна не так отчетливо. Произведение каким-то чудом пережило эпоху Контрреформы – скорее всего, благодаря тому, что находилось в частных собраниях и было знакомо художникам последующих поколений только по репродукциям.