Константино д'Орацио - Таинственный Караваджо. Тайны, спрятанные в картинах мастера

Как всегда, на картине Меризи встречаются своеобразные персонажи, которые своим присутствием ставят под сомнение поверхностное прочтение изображаемой сцены. За спиной у музыкантов мы видим четвертого юношу, благодаря которому ситуация превращается в непонятный ребус. Караваджо добавляет этого персонажа последним к уже сложившейся композиции. Этот загадочный молодой человек объективно выглядит здесь лишним: лишенный какого-либо музыкального инструмента, он совершенно не интересуется тем, что делают остальные, при этом за его спиной мы видим огромные крылья и колчан со стрелами. Своими изящными руками он отрывает от виноградной грозди ягоду. Нет никаких сомнений: перед нами Купидон. Его присутствие вносит существенные корректировки в интерпретацию картины: многие ученые видят в ней аллегорию любовной страсти, которая зажигается под действием вина и усмиряется при звуках музыки. Как музыкант ищет баланс, извлекая аккорды из лютни, так же и музыка вносит гармонию в душу, обуреваемую любовными страстями. На самом же деле далеко не обязательно уходить в дебри философии, чтобы понять смысл картины. Присутствие юноши, переодетого в бога любви, было вполне уместным в рамках сцены, которая могла разворачиваться во дворце кардинала дель Монте – пасторальная комедия, исполняемая под звуки мадригалов и любовных канцонетт, столь популярных у римской публики. Хроники рассказывают, что в резиденциях кардинала были распространены костюмированные спектакли, в которых были задействованы только мужчины: «Дамы не принимали участия в спектакле, их роли исполнялись юношами, переодетыми в женщин». Так что появление молодого человека в одеждах Купидона ни у кого не вызвало бы удивления.

Музыка в Риме звучит повсюду. В базиликах поют церковные хоры под аккомпанемент оркестра, в ораториях возникает новая мода на песенный речитатив, из которого впоследствии зародится оперное пение, в салонах звучит камерная музыка, часто сопровождающая фривольные спектакли, на улицах то и дело встречаются группы музыкантов, исполняющие песни под звуки гитары, скрипки, теорбы. Шуметь в ночные часы в Риме – своего рода традиция: молодые хулиганы швыряют камни в окна и двери домов, выкрикивают ругательства, сочиняют оскорбительные стишки, мстя таким образом обидчикам. В 1605 году в роли хулигана оказался Караваджо – его обвиняют в том, что он сломал ставни дома Пруденции Бруни, у которой квартировал в то время. Хозяйка, уже полгода не получавшая квартплату, в отсутствие жильца изъяла все его имущество в счет образовавшегося долга. Нетрудно себе представить, какого рода песенки сложил о ней Меризи. Художник обладал музыкальным талантом, умел играть на гитаре. Жесты музыкантов на его картинах выглядят вполне правдоподобно – ощущается непосредственное знакомство Караваджо с разными инструментами. Это прослеживается и в самой первой его картине на музыкальную тему, которая была создана, по всей вероятности, еще до поступления на службу к дель Монте.

Картина «Отдых на пути в Египет» ( см . рис. 9) представляет собой невиданную ранее сцену. Изображение путешествия Иосифа, Марии и младенца Христа из Палестины в Египет было распространенным сюжетом задолго до Караваджо. Герои, спасаясь от преследований Ирода, пересекают Синайский полуостров и в какой-то момент останавливаются отдохнуть под пальмой, которая склоняет к ним свои ветви с растущими на них сочными финиками. Однако никто, кроме Меризи, не додумался бы изобразить в качестве центрального персонажа этой сцены ангела со скрипкой, который прилетает на закате, чтобы развлечь уставших героев маленьким концертом. Богоматерь и младенец при первых аккордах засыпают блаженным сном, в то время как Святой Иосиф очарован красотой ангела настолько, что даже вызвался подержать ему нотную партитуру, параллельно с этим он разминает свои стопы, уставшие от долгой ходьбы. Взгляд Иосифа выдает всю гамму его чувств: герой одновременно удивлен появлением ангела и заворожен звуками божественной мелодии. Его нахмуренный лоб выражает вопрос – что же это за наваждение? Однако вполне возможно, что причина этого удивления совсем иная.

Тело ангела скрывает в себе загадку, которую Караваджо представляет нам в форме еле заметного намека. Внешность молодого человека, изображенного в роли небесного гостя-музыканта, имеет некоторые интересные черты. Как и подобает ангелам, он белокур; его длинные волосы собраны, черты лица правильны, ноги мускулисты. От персонажа явно исходит эротический посыл – неслучайно ноты исполняемой им мелодии положены на Песнь Песней, самый чувственный из библейских текстов: Богоматерь в этом отрывке прославляется как невеста, в то время как бедняга Иосиф остается в стороне, точно так же, как это происходит на картине. Но есть еще кое-что: белое полотно, прикрывающее ягодицы ангела, оставляет неприкрытой часть бедер, которые, как мы видим, не имеют ничего общего с мужской фигурой – они, как это свойственно женскому телу, расширяются, образуя плавную линию с талией. Караваджо явно заимствует этот образ у своего коллеги-современника Аннибале Карраччи, он не так давно представил в Палаццо Фарнезе картину «Геркулес на распутье» ( см . рис. 30). На ней порок представлен в обличье пышной женщины, изображенной в той же самой позе, что и ангел у Меризи; ее тело точно так же обвивает белая ткань, развевающаяся от ветра и закрепленная на бедрах. Это было слишком явной цитатой, чтобы ее не распознали современники.