Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Стихотворения и поэмы. Том I

Стихотворения Гомолицкого, помещенные на страницах За Свободу! в те недели [261] «Еще раздам я людям много дней» (26 июля), «Мои часы – мое живое сердце» (15 августа), «На кладбище» (В лесу кресов в конвульсии смертельной) (6 сентября), «Меня обжег в земной печи Господь» (15 октября), «Шумят в саду маховики дубов» (5 ноября), «О, капля Времени – летящий год!» (1 января 1932). В нашем собрании – № 182, 186, 181, 184, 177 и 185. Предпоследнее из них впервые в этот период в газете было набрано «прозаическим» способом, но когда оно было перепечатано вместе с остальными названными в сборнике Дуновение (1932), набрали его обычной стиховой графикой. , отличались от других поэтических материалов в газете медитативной углубленностью, обращенностью к внеличной, универсальной проблематике, сгущенностью и сложностью построения лирического высказывания. В них автор отходил от декларативности и мистической «герметичности» «Дуновения» 1926–1928 гг. Вновь проявилась готовность к разработке гражданских мотивов, при том что сами темы, конечно, отличались от разрабатывавшихся в 1929–1930 гг. Стоит сравнить, в связи с этим, стихотворение «Памяти Бориса Буткевича» (13 сентября) с ранее напечатанным во Временнике Ставропигийского института стихотворением «Памяти Исидора Шараневича» [262] См. № 410 и 401 нашего собрания. . В обоих случах наблюдается слияние «гражданской» и литературной проблематики. В обоих случаях импульс к созданию приходит извне – от редакции газеты сейчас, от Ставропигиона прежде – и образует перекличку с «нелирическими», научными или литературно-критическими сочинениями, помещенными по соседству со стихами. «Внешний» толчок оказывается поводом для широкого обобщения, осложненного личными размышлениями или признаниями с отчетливо ощутимым автобиографическим подтекстом. Этот потенциально-«автобиографический» элемент в стихотворении «Памяти Бориса Буткевича» (опирающийся на статью Философова [263] Д. В. Философов, «Человек без паспорта. Памяти Бориса Буткевича», За Свободу! , 1931, 9 сентября, стр. 2–4. См. также: Е. Вебер, «Еще несколько слов о недавней утрате», За Свободу! , 1931, 13 ноября, стр. 4. ) раскрывается при сопоставлении стихотворения с обстоятельствами жизни Гомолицкого в Варшаве. Смерть писателя-прозаика в молодом возрасте, на чужбине, в марсельском госпитале, без денег и документов, жизнь его «в аду», «на самом дне», с обездоленными и забытыми, как он сам, в полном бесправии и нищете, – позволяли газете За Свободу! вновь поднять вопрос о трагическом положении молодого поколения эмигрантской интеллигенции, о равнодушии «литературных генералов» к «нашим литературным низам». Гомолицкий, который в столице оказался, как Буткевич, бездомным, оторванным от родного гнезда, обреченным на тяжкий физический труд, – в своем стихотворном некрологе возвращается к проблематике «насилия», «ненависти» и «любви», обсуждавшейся в Литературном Содружестве и в газете, и в заключительных строфах выдвигает новые моменты в этом разговоре:

Такая, «терпкая» любовь представлена не как изнеженность и бездейственность (на которые нападали «активисты» из круга Философова), а как «деятельная любовь» в значении «Сен Кюна» у Хирьякова и способность удержаться от «утешающего» – то есть заслоняющего реальность, обманывающего – гнева.

По вопросу о «насилии» у Гомолицкого появился, надо полагать, союзник – поэт Соломон Барт, который, будучи по возрасту значительно старше, в литературном отношении принадлежал, в сущности, к поколению Гомолицкого и вошел в русские литературные круги Варшавы одновременно – а может быть, и благодаря сближению – с Гомолицким. Они должны были вместе выступать на эту тему на собрании Литературного Содружества 3 октября, но по болезни Барт не мог присутствовать и зачитать свой доклад, и Гомолицкий выступал один. Как извещает газетный отчет, Проблемы, затронутые докладчиком и его оппонентами: о непротивлении злу насилием, о Великой Правде, завещанной русской культурой, о мессианстве в России, о трагическом распутии, на котором оказалось третье поколение, о необходимости избрать путь действенного подвига для спасения России или созерцательного самоусовершенствования во имя великой миссии России…