Тамара Николаева - Этюды к портрету «Мы»

Пошли переулками, помня главное направление… Здесь уже был не город, а деревня. Домишки все почему-то покосившиеся, дорожки горбатые и ухабистые. Переулки шли один над другим по крутой горе над рекой. Мы с верхнего переулка видели всё, что происходило в дворах и на огородах жителей нижнего переулка.

Всё это было особенно интересно Свете, она жила в центре города в большом красивом многоэтажном доме. Мне же всё это напоминало мою окраину с тоже частными домами, огородами, садами. Также бегали собаки, кое-где блеяли козы и пели петухи.

Завтра было воскресенье. В школе тоже готовились к торжественной линейке. Музыка, лившаяся из актового зала, заполняла всю школу. Мы прошли в свой класс, где шло занятие драмкружка. Быстренько отчитав вызубренные отрывки из Маяковского, побежали к своему эсминцу.

В классе были только трое мальчишек, строивших модель паровоза «Илья Муромец». Это был спецзаказ железнодорожников. Модель была ещё больше нашей и тоже очень хорошо получалась. Она потом долгие годы, как наш эсминец, стояла в Доме железнодорожника. И старая уборщица – внучка машиниста, водившего этот паровоз во время войны, сметала с него пыль и рассказывала малышам, которых туда приводили из школ, историю паровоза и своего деда.

Мы со Светой прикрепили все проволочки и навели последний блеск на своём творении. Через неделю, на торжественной линейке, будет определена лучшая модель и её перевезут в городской Дом пионеров. Никто не сомневался, что лучшая – наша.

– Эта модель в честь твоего брата Игоря! – вдруг взволновано сказала Света. – Я надеюсь, что ты ему давно написала про наш «Быстрый» и про меня… – тихо закончила Света. И только тут до меня дошло, что Света, как многие девчонки в классе, была влюблена в моего выдуманного брата. Что мне оставалось делать?! Конечно, пообещать, что писала про эсминец и про Свету особенно. Ведь она оказалась моим лучшим товарищем и сподвижником. Во времена моего детства это ценилось превыше всего.

Прошло много лет. Где ты теперь, Света? Где Капитан? Сгинуло Военное училище связи, почти исчезли ветхие домишки и кривые переулки. Теперь на горе высятся нарядные коттеджи и ездят по переулкам дорогие машины.

Давно сняли с каменной ограды бывшего училища колючую проволоку, подновили, покрасили, распахнули тяжелые чугунные решетки ворот – входи, верующий и неверующий люд. Теперь здесь, как встарь, большой мужской монастырь с обновленными церквями, службами, воскресной школой, своей пекарней и прочим-прочим.

Меня же особенно радует прекрасный сад. Он раскинулся вокруг храмов и строений на крутом берегу Оки. Из ажурной беседки можно любоваться заокскими далями и думать, что всё преходяще и всё возвращается на круги своя, задуманные не нами.

1954 год. Господи, как давно-то! Мы, десяток девчонок из седьмого «бедового», (это было нашим заслуженным с прошлого года, прозвищем) класса решили организовать туристический кружок. Наш идейные вдохновитель, учительница истории, уговорила нас пустить в кружок и мальчишек.

Женскую и мужскую школы только что объединили. Наш класс, как и другие, хотели располовинить, чтобы девочек и мальчиков было поровну. Но мы встали дыбом. Директор вспомнил прошлогоднюю историю, как мы проучили (любимого!) учителя по черчению и рисованию Лёвина.

Тот добродушно, окая по-муромски, говаривал то одной, то другой ученице: «Да у тебя тут забор колов!» И ставил в журнал очередной кол за плохой чертеж. Хоть Лёвина все и любили, но «колы» – надоели. Кто-то из нас вызнал, что он не выносит запаха чеснока.

Притащили в класс чеснок, густо намазали им классную доску и подоконник, на котором обычно располагался наш учитель, а сами напихали в нос нюхательного табаку. Лёвин влетел в класс, на мгновение замер, поведя носом, бросил журнал на подоконник и тот тут же приклеился к подоконнику, мел скользнул по доске, не оставив следа. Класс чихает, как заведенный… Лёвин побагровел, выскочил из класса.

Началось такое!.. Особенно неистовствовали завучи. Мы не выдали зачинщиков, несмотря на вполне серьезную расправу. Лёвин же и директор в конце концов нас спасали от «завучих».

Вот с тех пор наш класс учителя меж собой так и звали – бедовый. И в новой ситуации на нас махнули руками – учились мы все хорошо – класс оставили в целостности, прибавив семь ли, восемь ли тихих мальчиков.