1953 год. Провинциальный городок. Спокойная, размеренная жизнь. Что есть на свете какие-то катаклизмы – нам неведомо. Бунты, тюрьмы, гулаги – про такое не слышали. Вот у Вальки украли варежки – обсуждается. Сама она это событие не переживает. «А, свалю на младших!» – беспечно машет рукой. У них большая семья – шесть детей, и она старшая. Ей все сходит с рук. Она – прима в танцевальном кружке! Мать ею гордится.
Утром, не глядя куда попадаю, шлепаю валенками по мокрому снегу, по лужам – спешу. Надо до уроков забежать к классной руководительнице. Мы с ней вместе делаем стенгазету.
Тороплюсь и все-таки замечаю – что-то вокруг тягостно. То послышался далекий длинный заводской гудок. То кто-то распахнул окно и что-то крикнул. Что, не слышно, но что-то тревожное. Вдруг по тихой улице пронесся сумасшедший грузовик и – прямо к горкому. Оттуда выбежали люди с воплем…
В школу врываются, как всегда, девчонки и чей-то радостный крик замирает на полуслове – все упираемся в огромный портрет товарища Сталина. Где только такой взяли! Портрет обвит черной лентой. А!… съеживаются все.
Заплаканная классная руководительница встречает нас, шепчет: «Умер товарищ Сталин!» И шепот ее разносится, как набат. «Как жить дальше?!» – плачет нянечка в раздевалке. У всех разом обрывается сердце и неведомая раньше вселенская тоска гонит нас в актовый зал. К взрослым, к учителям, – они утешат, они научат – как жить дальше.
Но и в зале нет утешения, взрослые и дети плачут вслух и потихоньку. Растерянность и тоска мечутся от стены к стене. Кажется, что сам воздух стал от них густ и как облако ползет к высокому потолку. А с потолка глядят на нас лики. Глядят спокойно, невозмутимо и без какого-нибудь сочувствия.
До революции наша школа была женской гимназией с большим актовым залом, служившим очевидно и для молебна, и для танцев. И теперь мы, советские школьницы, поколение за поколением на уроках физкультуры старательно оббивали роспись от наслоений ежегодной побелки.
В нашей школе все девчонки умели потрясающе запускать мячи свечкой. В баскетбольную команду рвались даже такие – метр с кепкой – как я. И выдерживали конкурс.
А теперь лики смотрели вниз, на слезы, вскрики, бурные рыдания даже как-то насмешливо. Хотелось что-то сделать наперекор им, наперекор всему. Кто-то глянул в окно, на соседнем участке стояла пушистая елка. «Даешь лапник!» – крикнули в слёзной толпе, – «Портрету товарища Сталина!»
Не помню, сколько нас ринулось вон из зала. Забор перелетели, как птицы. Откуда взялся топор? Нижние ветки уже тащили к школе, когда вышел хозяин елки. «Вы, что, девочки, с ума сошли?!» Уже кто-то из учителей: «Простите нас, мы украшаем портрет товарища Сталина!»
«Ну, портрет Сталина…» – потерянно проговорил мужчина, махнул рукой и ушел в дом.
Портрет украсили. Даже из соседней, мальчишеской, школы приходили посмотреть и качали головами – разве мальчики догадаются.
Прошло пятьдесят лет. Теперь мы знаем все: и про Сталина, и про гулаги, и про дела инженеров, врачей.
Каждый год, приезжая в свой город, я иду по старой улице и неизменно притормаживаю около своей школы. Ее старинное здание красного кирпича с затейливо выложенными узорами стоит незыблемо и греет душу. Но за ним, как перст в небо, высокая голая ель с взлохмаченной макушкой.
Он до сих пор стоит на пьедестале в зале бывшего Дома пионера города Мурома. Надеюсь. А может быть, стоял до недавнего времени.
В 1954-м году в нашей совершенно сухопутной школе организовался кружок морского моделирования. Пришел как-то Капитан, как нам его представили, мы его так и звали: «Капитан», поэтому имени-отчества даже не и знаю. Капитан звал в кружок всех, и девочек тоже.
У меня уже были: кружок театральный, кружок туристический, кружок ботанический. Но мы со Светой Топоровой, моей соседкой по парте, решили, что и этот не помешает. Тем более, что домой меня особо не тянуло, мы с мамой ещё не нашли какого-то общего приятного языка. Мне, правда, невероятно повезло с отчимом. Мой дядя Сережа поддерживал все мои выдумки и начинания. Мы с ним крепко дружили. Поговорила с ним. Он: «Давай! Что, зря что ли над Окой живем!» – На том и порешили.
Но было ещё одно обстоятельство, о котором знали только самые близкие подружки. Но и они знали не всё.
Когда-то, классе в пятом, начитавшись всевозможных морских рассказов, я загорелась морем. Страшно сожалела, что родилась девчонкой. Подружка по дому, ровесница Таня Стенягина, сочувствовала. Хотелось быть похожей на мальчика, но отец отрезать косицы не разрешал.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу