Это – «беспощадность» обдуманная и осмысленная. Бороться с нею почти невозможно. Это – система. В систему входят, конечно, и расстрелы, но я не думаю, чтобы по Беломорско-Балтийскому лагерю расстреливали больше двух-трех десятков человек в день.
Активистская поправка в системе беспощадности
Параллельно этой системе, возглавляемой и поддерживаемой ГПУ, развивается «многополезная» деятельность актива, причиняющая «лагерному населению» неизмеримо большие потери, чем ГПУ, слабосилка и расстрелы. Эта деятельность актива направляется, говоря схематично, тремя факторами: рвением, безграмотностью и бестолковостью.
А. Рвение.
Прибывающие в лагерь эшелоны этапников попадают в «карантин» и «распределительные пункты», где людям дают 600 граммов хлеба и где нормированных работ нет. Лагерная система с необычайной жестокостью относится к использованию рабочей силы. Переброски из отделения в отделение делаются только в выходные дни. Пребывание лагерника в карантине и на распределительном пункте считается «утечкой рабочей силы». Эта «утечка» организационно неизбежна, но УРЧ должен следить за тем, чтобы ни одного лишнего часа лагерник не проторчал вне производственной бригады. УРЧ из кожи лезет вон, чтобы в самом стремительном порядке разгрузить карантин и распределительные пункты. Этим делом заведует Стародубцев. Десятки тысяч лагерников, еще не оправившихся от тюремной голодовки, еще еле таскающих свои истощенные ноги, перебрасываются на лесные работы, в карьеры и прочее. Но делать им там нечего. Инвентаря еще нет. Нет пил, топоров, лопат, тачек, саней. Нет и одежды – но одежды не будет совсем: в лесу, на двадцатиградусных морозах, по пояс в снегу придется работать в том, в чем человека застал арест.
Если нет топоров, нормы выполнены не будут. Люди хлеба не получат – так же и из тех же соображений, по которым не получили хлеба землекопы карьера № 3. Но там давали хоть по 400 граммов – все-таки хоть что-то да копали, а здесь будут давать только 200, ибо выработка равна приблизительно нулю.
Следовательно, УРЧ, в лице Стародубцева, выполняет свое задание, так сказать, «в боевом порядке». Он рабочую силу дал. Что с этой рабочей силой будет дальше – его не касается: пусть расхлебывает производственный отдел. Производственный отдел, в лице своих инженеров, мечется как угорелый, собирает топоры и пилы, молит о приостановке этого потока людей, не могущих быть использованными. А поток все льется.
Пришлось говорить Богоявленскому не о том, что люди гибнут – на это ему было наплевать, – а о том, что, если через неделю-две придется поставить на положение слабосилки половину лагеря, – за это и ГУЛАГ по головке не погладит. Поток был приостановлен, и это было моим первым деловым столкновением со Стародубцевым.
Б. Безграмотность.
Строительство гидростанции на реке Ниве («Нивастрой») требует от нашего отделения 860 плотников. По таким требованиям высылают крестьян, исходя из того соображения, что всякий крестьянин более или менее плотник. В партию, назначенную на отправку, попадает 140 человек узбеков, которые в «личных карточках» в графе «профессии» помечены крестьянами. Урчевский актив и понятия не имеет о том, что эти узбеки, выросшие в безводных и безлесных пустынях Средней Азии, с плотничьим ремеслом не имеют ничего общего, что, следовательно, как рабочая сила – они будут бесполезны, как едоки – они, не вырабатывая плотницкой нормы, будут получать по 200–400 гр. хлеба, что они, как жители знойной и сухой страны, попав за полярный круг, в тундру, в болото, в полярную ночь, вымрут как мухи и от голода, и от цинги.
В. Бестолковщина.
Несколько дней подряд Стародубцев изрыгал в телефонную трубку неописуемую хулу на начальство третьего лагпункта. Но эта хула была, так сказать, обычным методом административного воздействия. Каждое советское начальство, вместо того, чтобы привести в действие свои мыслительные способности, при всяком «прорыве» хватается прежде всего за привычное оружие разноса и разгрома. Нехитро, кажется, было бы догадаться, что если прорыв налицо, то все, что можно было сделать в порядке матерной эрудиции, – было сделано уже и без Стародубцева. Что «подтягивали», «завинчивали гайки», крыли матом и сажали под арест и бригадиры, и статистики, и начальники колонн, и уж, разумеется, начальник лагпункта. Никакой Америки Стародубцев тут изобрести не мог. Нехитро было бы догадаться и о том, что если низовой мат не помог, то и стародубцевский не поможет… Во всяком случае, эти фиоритуры продолжались дней пять, и я как-то слыхал, что на третьем лагпункте дела обстоят совсем дрянь. Наконец вызывает меня Богоявленский, с которым к этому времени у меня успели установиться кое-какие «деловые отношения».
Читать дальше