Юрий Толстой - Из пережитого. 4-е издание

А вскоре семью постигло новое испытание. Однажды к дому, где жила осиротевшая семья, подъехали вооруженные бандиты, которые подчистую ее ограбили. Бабушку и детей (старшей среди них была моя мать, которой исполнилось 17 лет) заперли. От бабушки потребовали ключи от помещений, где хранились вещи. Поначалу она отказалась это сделать. Тогда предводитель банды поднес к ее виску револьвер и сказал, что если она не отдаст ключи, то ее дочери на глазах матери тут же будут изнасилованы. После этого бабушка сразу отдала все ключи. Много лет спустя она говорила мне, что до сих пор чувствует прикосновение холодного металла револьвера к своему виску. Когда бандиты уехали, семья оказалась нищей. Все мало-мальски ценное было вывезено. Через несколько дней бабушку вызвали для опознания одного из задержанных бандитов. Но она сказала, что его в числе тех, кто их ограбил, не было. Негодяй вздохнул с облегчением.

После смерти мужа и ограбления бабушка решила пробираться с детьми в Петроград. У нее была охранная грамота, которая свидетельствовала о том, что дедушка умер, находясь на службе в Красной Армии, а посему его семье надлежит оказывать всяческое содействие. Но в то время она мало что значила. Втайне бабушка надеялась из Петрограда выехать в Финляндию и воссоединиться с сестрой. Выезду в Петроград помог случай. В Виннице был расквартирован корпус Примакова. Моей матерью увлекся то ли сам Примаков, то ли его помощник, который помог выправить подорожную и достать билеты на поезд до Москвы. В пути бабушка познакомилась с женой какого-то высокопоставленного советского чиновника, которая прониклась к ней сочувствием. Благодаря ее протекции удалось получить билеты в Петроград. Итак, семья оказалась в Петрограде без всяких средств к существованию. На руках у бабушки, не имевшей никакой специальности, было трое детей. К тому же на нее, несмотря на охранную грамоту, смотрели как на классово чуждый элемент. Попытка вырваться в Финляндию не увенчалась успехом. Человеку, который обещал устроить нелегальный переход через границу, отдали последнюю семейную драгоценность. Своего обещания он не выполнил, а драгоценность преспокойно присвоил. Капкан захлопнулся. Нужно сказать, что в то время многие выбирались за границу через Финляндию. Именно так сумел вырваться композитор Зилоти. Бабушке с семьей и здесь не повезло.

Соблюдая хронологическую последовательность, должен сказать несколько слов о судьбе Юрика Брусилова, двоюродного брата моей матери. Во время войны он стал георгиевским кавалером. Жизнь его оборвалась трагически: в городе Глухове, в одной из центральных губерний, он был расстрелян матросами. Подчиненные ему солдаты, спасая свою шкуру, не защитили своего командира. У нас дома хранится несколько фотографий красавца офицера с Георгиевским крестом, одна из них – с дарственной надписью дяде Лене, моему деду. Незадолго до своей гибели он был помолвлен. Невеста его оказалась за границей, где у нее от другого человека родился сын, которого она назвала Юрием. В честь и память Юрика Брусилова Юрием (Георгием) нарекли и меня, чем горжусь. Когда я вспоминаю о судьбе пленных офицеров в «Оптимистической трагедии», расстрелянных по приказу Вожака, мысленно воссоздаю в памяти образ моего дяди.

Ну, а как же сказалась революция на семье Введенских-Толстых? Частично я этот вопрос уже затрагивал. Прадед успел познакомиться с Чека, после чего эмигрировал, взяв с собой одну из своих внучек – Анастасию. Бабушка, спасаясь от голода в Петрограде, жила в Лодейном Поле, на севере Петроградской губернии. Там вторая ее дочь, Татьяна, влюбилась в сына тамошнего подрядчика, который стал впоследствии ее мужем.

Мой отец к началу революции был правоведом. Училище правоведения, как и следовало ожидать, разогнали. Отец, которому было пятнадцать лет, остался не у дел. Чтобы прокормиться, а заодно и получить рабочий стаж, он стал рабочим на Волховстрое. В дальнейшем это помогло ему поступить в Политехнический институт.

А теперь пришло самое время сказать о моем отношении к Октябрьской революции, ее причинах и следствиях. Разумеется, неверно изображать жизнь в дореволюционной России как сплошную идиллию. Было и социальное расслоение, и безземелье в центральных губерниях, и скученность в рабочих кварталах, и дискриминация инородцев, и черта оседлости, и многое другое, что не делает чести моему Отечеству. Тем не менее, к началу Первой мировой войны страна находилась на подъеме и входила если не в пятерку, то по крайней мере в десятку наиболее развитых стран мира. Столыпинская реформа при всей ее половинчатости дала мощный импульс развитию сельского хозяйства, повышению его доходности и товарности. Внешнеполитическое положение страны, оправившейся от позора Русско-японской войны, было достаточно прочным. Я уже не говорю о том, что Россия имела интеллигенцию, которой, пожалуй, не располагала ни одна страна в мире. Не случайно после революции многие деятели науки, литературы и искусства, вынужденные уехать за границу, стали во главе научных школ, новых направлений в искусстве, Нобелевскими лауреатами. Трагедия страны состояла в том, что во главе ее был безвольный монарх, человек интеллигентный, образованный, добрый, но постоянно находившийся под чьим-то влиянием (причем далеко не всегда благотворным и бескорыстным). Трагедия усугублялась неизлечимой болезнью наследника, чем ловко пользовались проходимцы и фанатики типа Распутина. Все это привело к тому, что двор находился в состоянии глубокого разложения. Добавьте к этому постоянные конфликты с Государственной думой, в которой кадеты, несомненно, вобравшие в себя все лучшее в русском политическом движении, так и не сумели добиться действенного влияния на политику. Невольно приходят на память слова Керенского: «Без Распутина не было бы никакого Ленина».