Михаил Шишкин - Пальто с хлястиком. Короткая проза, эссе

Тут я увидел Ковалева. Я узнал его сразу. А он меня, конечно, нет. Мне и в голову не могло прийти, что это может быть тот самый Ковалев! Мало ли на свете Ковалевых?

Первым моим порывом было вручить ему табличку, развернуться и уйти.

Но с ним были его жена и дочка. Девочке было лет пять, она мне улыбнулась и протянула пингвина, мягкую игрушку, с которой не расставалась и в самолете. Я не знал, что с ним делать, но оказалось, что мне просто нужно было познакомиться. Пингвина звали Пинга.

И вот вместо того, чтобы уйти, я подал Ковалеву руку и стал говорить все, что положено в таком случае: “Добро пожаловать в Цюрих! Как долетели?”

Мы поехали в гостиницу, они остановились в Бор-о-Лаке, самом дорогом отеле города.

В такси Ковалев без конца решал какие-то срочные вопросы по двум мобильным сразу, а в короткие перерывы вступал в разговоры со мной. Суждения его по любому поводу были безапелляционными:

– Swissair совсем опустился! И опоздали, и обслуживание было ужасное!

Или:

– Ну, подумаешь, Альпы. Вот у нас на Алтае такие места есть!

Или:

– Швейцарцы такие порядочные только потому, что их двести лет никто за жопу не брал!

Я был лишь сопровождающим переводчиком и не спорил. Мне платили по часам.

Я помнил Ковалева белобрысым худым юношей с комсомольским значком, который, кроме него, никто не носил и который он сам снимал, выходя из института, а теперь это был “нуворюс” в дорогом костюме, со статусным животом и ранней залысинкой.

Мы когда-то учились вместе в нашем Московском педагогическом институте имени Ленина. Я на немецком отделении, а он на английском, курса на два меня старше. Он был комсомольским функционером и выступал с трибуны с речами на факультетских и общеинститутских собраниях. В ректорате Ковалева любили, потому что он поставленным голосом доносил до нас решения партийного съезда, как радостные откровения, а мы его за это же презирали. После окончания института он остался по комсомольской линии в столичном райкоме. Было ясно – такой в той жизни далеко пойдет.

А теперь была совсем другая жизнь, но Ковалев и в ней оказался наверху. А я внизу.

Моими услугами переводчика Ковалев и не думал пользоваться – в гостинице он сам объяснился на беглом английском, потом отправился в банк на переговоры, а меня отправил с женой и дочкой гулять по Цюриху. Бывший однокашник сразу дал мне понять, что платит скорее за услуги лакея, чем переводчика. Гид-лакей полагался по статусу.

Жену Ковалева звали Ирина. Такая жена тоже полагалась Ковалеву по статусу – молодая, красивая и, разумеется, блондинка. И прогулка по Цюриху тоже соответствовала ее статусу – она скупала что было подороже в бутиках на Банхофштрассе. Яночке, дочке, в магазинах было скучно, и я развлекал ее разговорами про пингвинов.

– А ты знаешь, – спросила она, – что пингвины так любят своих детей, что ничего не едят по полгода, пока греют яйцо с ребеночком, чтобы оно не замерзло?

– Да, что-то такое видел по телевизору. – ответил я. – И кажется, яйцо у пингвинов высиживает именно папа.

– Правда? – удивилась Яночка. Кажется это придало ей гордости за ее собственного отца. – А папа мне все-все покупает, что я захочу! И еще он обещал мне покататься на пони!

Ирина, похоже, была уже раньше в Цюрихе, потому что в конце концов не я водил ее по магазинам, а она меня. Я обреченно следовал за ней с покупками. Потом мы сидели в кафе Sprüngli , и Ирина рассказала, что она – бывшая спортсменка, занималась художественной гимнастикой. Это было видно по фигуре. Похоже, ей хотелось с кем-то поболтать. Ее мечтой было работать тренером, но муж хочет, чтобы она сидела дома с ребенком. И тут мне пришлось выслушивать, какой Ковалев хороший отец, как он любит Яночку, души в ней не чает!

Я смотрел на Ирину и пытался понять: она его действительно любит или просто выгодно вышла замуж? Она не производила впечатление глупой блондинки. И казалось, действительно любит Ковалева.

– На самом деле я терпеть не могу ходить по магазинам, – вдруг призналась она. – Просто нужно купить подарки знакомым и родственникам и вот все время боюсь кого-нибудь забыть.

На прощание даже рассказала анекдот:

– Встречаются два новых русских в Цюрихе на Банхофштрассе. Один показывает другому галстук: “Смотри! Вот в том бутике купил за 2000 франков!” А другой говорит: “Какой же ты осел! Я видел точно такой же вот в том бутике за 3000!”

Она рассмеялась звонким легким смехом. Пинга помахал мне крылом. Или плавником. Мы расстались до утра – назавтра я должен был поехать с ними в Монтрё.