Борис Сударов - Это было недавно, это было давно. Воспоминания о 30-х, 40-х, 50-х

«Надо передохнуть», – решила Рика. Она остановилась на опушке, осмотрелась, затем, сбиваемая с ног порывами ветра, прошла к стогу, с трудом вырыла нишу в нём и, забравшись в сено, согреваемая собственным дыханием, тут же погрузилась в крепкий сон. Ей снились какието кошмары, волки, которые преследовали её с братом. Она хотела вскрикнуть, но не могла – чтото сдавило ей горло, трудно стало дышать. Рика проснулась в холодном поту и не сразу сообразила, где находится. Сердце её колотилось, казалось, вотвот вырвется из груди. Придя в себя, она осторожно сползла на землю и, щурясь от яркого света, слепившего ей глаза, осмотрелась по сторонам, подумала, далеко ли ей удалось уйти и где она сейчас находится.

Погода между тем улучшилась, ветер прекратился, и чуть потеплело, лёгкий морозец лишь слабо сковал землю. Солнце не успело растопить выпавший за ночь снежок, и он сплошным белым ковром покрыл всю поляну; на ещё не потускневших нежных, хрустальных снежинках волшебно играли солнечные белорозовые блики.

Почувствовав голод, Рика присела на сено и раскрыла сумку. Она съела холодную картофелину с огурцом и хлебом и вновь подумала о брате: где он, что с ним, удалось ли ему убежать? Может, он сейчас голодный скитается гдето в лесу?

Вдруг внимание её привлёк какойто неясный всё усиливающийся гул. Она прислушалась и вскоре отчётливо различила шум движущихся машин.

«Шоссейная дорога рядом, – поняла она. – Надо уходить отсюда».

Она быстро собралась и снова двинулась в путь. Чтобы не заблудиться, решила все же держаться вблизи дороги; идя лесными тропами, она то приближалась к ней, то вновь углублялась в лес.

К середине дня выпавший ночью снег быстро растаял, в лесу стало мокро и сыро. Несколько раз Рика проваливалась в мелкие подтаявшие лужицы, и ноги у неё основательно намокли. Из головы не выходили приснившиеся сегодня волки, они мерещились ей за каждым деревом и кустом, и оставаться ещё на одну ночь в лесу казалось Рике небезопасно.

«Надо найти пристанище гденибудь в деревне», – решила она. К концу дня во рту у неё пересохло, хотелось пить, и она на ходу утолила жажду последним огурцом.

Поздним вечером входила Рика в небольшую деревушку, прилепившуюся на опушке редкого сосняка. Постучала в крайнюю избу, но никто не ответил; ещё раз постучала – опять молчание. Рика стояла в нерешительности, не зная, как поступить: то ли входить, то ли постучаться в следующую избу.

– Ну, что стоишь? Заходи, кали пришла!

Рика вздрогнула от неожиданности, обернулась. Перед нею стояла женщина на вид лет пятидесяти, маленькая, в старом потёртом ватнике, с толстым, тёплым платком на голове и охапкой дров в руках, на ногах – валенки с галошами.

– Здравствуйте! – начала было Рика, – хотела спросить, нельзя ли переночевать у вас?

– Так и будем стоять? – нетерпеливо прервала её женщина. Ей тяжело было держать дрова.

В избе было тепло и чисто. Две комнатки и кухня окружали большую печь – эпицентр всего жилья. В дальней комнате, у печки, стояла детская кроватка, в которой спал ребёнок, в углу висели небольшие две иконы.

– Сядай, – кивнула хозяйка на стул, стоявший у окна. Сама прошла в кухню, сбросила там дрова, зажгла керосиновую лампу, молча сняла платок и ватник, вымыла руки, прибрала волосы. Теперь она казалась Рике значительно моложе и добрее.

– Ну, рассказывай, хто будешь, адкуль и куды идеш? – нарушила наконец тягостное молчание хозяйка.

В деревне, куда попала Рика, жили русские и белорусы, и потому говорили здесь на смешанном русскобелорусском языке.

Кратко изложенную Рикой версию о разбомбленном Могилёвском детдоме Мария – так звали хозяйку – восприняла без какоголибо сомнения. За последние тричетыре месяца ей не раз доводилось слышать подобные истории, согревать не одну сиротскую душу, дороги войны приводили сюда, в скромный домик на краю села Сосновки, многих, кто нуждался в помощи и поддержке в этот трудный час.

Ещё четыре месяца тому назад в этом доме жила большая и дружная семья. Но в начале войны ушли на фронт муж Марии – Илья – и их восемнадцатилетний сын Захар. Осталась Мария с годовалым Алёшкой да с глухой и больной старухойматерью Ганной, целыми днями гревшей свои старые кости на печи и выходившей во двор только по крайней нужде. Хозяйством (корова, два поросёнка, десяток кур) управлялась одна Мария, что было непросто при слабом её здоровье да ещё с малышом на руках. И она была рада, когда в ответ на предложение остаться у неё и помогать ей по хозяйству Рика без колебаний дала своё согласие.